Все пишут книги на коленках
Шрифт:
Так что в данном случае, можно долго спорить, бесполезно доказывая эту разницу значений, вашему возлежащему на ложе оппоненту, который что только и делает, как поправляет под собой подушки, чтобы придать равномерность своим пролежням. Но что же всё-таки значит для человека этот его порт приписки? Или же, в конце концов, нам так и не удастся прийти к общему мнению, которое, впрочем, сейчас не так уж и важно. И если для кого-то порт, закрепляет его не изменчивость, пределы совершенства с неспособностью на большее, то для других, он всего лишь временное пристанище, подпитывающее для последующего рывка. Так и получается, что смотришь на фотографии, раскрывающие ваши изменения под воздействием времени, и не видишь существенных отличий, которые внешне хоть и видны, но не полностью отражают суть перемен. Хотя вот
Так что, кажется, Олег, раскрывая паспорт, ожидал с помощью него, если не познать себя, то хотя бы узнать, кто же он такой и как же всё-таки его зовут. И он, действуя так, как в этом случае поступает любой среднестатистический человек, раскрыл его на той странице, с которой, по его и мнению любого, кто имел дело с паспортом, должна на вас воззриться физиономия того, кому он и должен принадлежать. И, надо сказать, что Олег не ошибся, и на него действительно с этой страницы паспорта воззрилась физиономия, вот только не та, которую он ожидал увидеть. Конечно, тут может возникнуть логичный вопрос: «А кого он, собственно, ожидал увидеть?». Если, как вы уже заметили выше, он совершенно не мог идентифицировать себя и в связи с чем, должен был бы рад любому своему определению, кроме разве что Оба-мы, в чём не нужно усматривать моих расистских убеждений, а просто принять мой политический антагонизм.
Но давайте не будем, придавать значение этим поверхностным замечаниям очень доморощенного политика, который живёт в каждом из нас, и призовем свою внимательность, которая уже должна подсказать, кого же всё-таки увидел, кажется, Олег, раскрыв паспорт. Да, это был он, так пристально, снаглой ухмылкой, уставившийся прямо в глаза, кажется, Олегу, смотрел с фотографии его одноклассник Лёха. И ведь в какую сторону не отводи паспорт, он, как завороженный, не сводит взгляда, с, кажется, Олега, при этом не забывая ему заговорщицки подмигивать наглыми глазами. И даже, наверное, перевернув паспорт другой стороной, он и там не закроет свои зенки, и станет посмеиваться над твоим таким бесполезным маневром.
Но, может, он просто случайно, каким-то немыслимым образом засунул в карман паспорт этого уже так ненавистного ему Лёхи? Пытаясь найти для себя объяснение, кажется, Олег поворачивает лицо к окну автобуса, отражение которого должно расставить все точки над «и», которое и расставило их, не щадя его чувств. К изумлению и ужасу, на него из темной глубины сумерек смотрела та же наглая физиономия Лёхи, которая, хоть и не улыбалась, но с хитрым взглядом ничего не упускала из виду и до самых печенок проникала, в, кажется, уже не понятно кого. Кажется, всё-таки Олег ещё полностью не доверился отражению в окне автобуса и, чтобы исключить всякую ошибку, отбросил паспорт на колени, схватил себя руками за щеки, для того чтобы через осязаемость ощутить и тем самым удостовериться в принадлежности этого лица в окне. Отображение не стало мучить, кажется, Олега, и в то же мгновение отозвалось на его вызов, схватив себя за свои щеки. Тому показалось мало, и он стал с усердием вращать свои оттянутые щеки по часовой стрелке, а иногда даже, не следуя равномерности хода, со всей силы оттягивал кожу лица вверх и вниз, чем вызвал смятение в душе кондуктора, случайно бросившего на него взгляд.
А ведь при этом кондуктор уже успокоилась и ехала в благостном предощущении того, как приедет домой и своим появлением воздаст бесплатное средство (Спросите: «Как?», а так, и дальше на правах рекламы.) от запора своей второй половине. А тут такое странное поведение пассажира, который, к слову сказать, сразу ей не понравился. Это заставило её почувствовать знакомые позывы, которые она только что предполагала вызвать у своей второй половины (А ведь кондуктор была крепким орешком и не раз только своим видом, разгоняла прочь таких нервных пассажиров. Хотя людей всегда пугает непонятное, что, наверное, и заставило её ощутить этот страх.).
– Да что же он такое делает? – всё больше впадая в панику и прижимая всё сильнее к себе сумку с выручкой, размышляла кондуктор. – Неужели на нём одета маска, но тогда зачем? – дрожащим нервным внутренним голосом размышляла она. – Неужели он хочет взять меня в заложники и угнать автобус куда-нибудь за границу (Естественно, она имела в виду границу МКАДа, где жизнь совсем не та.)? И зачем я только была столь невнимательна к нему и позволила себе грубость? – укоряла кондуктор свой нрав.
– Но он вряд ли может действовать без сговора с водителем, – посетила проницательность кондуктора, которая на досуге любила почитать женские детективы и, можно сказать, теоретически была подкована, так что могла разобраться во всех этих преступлениях и заговорах, ниточки которых всегда ведут к тому, на кого сразу и не подумаешь.
«Васильич, прости меня за то, что я не всегда выполняла план и иногда утаивала выручку, – молила она водителя и ввиду существующих обстоятельств не выказывала себя ничем. Только её взгляд, полный мольбы, говорил, что впредь она будет более ответственно подходить к выполнению плана, чем обеспечит премией Васильича, который, видимо, не выдержал существования без премии и, поддавшись на уговоры этого человека в маске, решил угнать автобус. – Но если всё-таки Васильич является тем мозгом, который организовал это преступление, то пусть он не думает, что уйдет от возмездия и, несмотря на то, что его последний волосок с головы упал ещё в прошлом веке, я отыщу их корневые остатки и, не обращая на его мольбы, повыдергаю их все до последнего», – всё-таки влезла в разговор язвительность кондуктора.
В свою очередь, кажется, Олег устал от усердия крутить свои щеки и, подняв паспорт, приступил к его изучению. Тот, по всей видимости, не переставал удивлять своего владельца, выдавая ему всю его записанную подноготную. Прочитав свои инициалы, кажется, Олег наконец-то стал просто Олегом. Хотя он почему-то… хотя почему? А потому, что после увиденного отражения он ожидал увидеть в графе «имя» запись «Алексей», которая, как говорилось выше, удивила его именем Олег. Но почему же так получается, если с Алексеем у него ассоциируется совсем другой человек: его одноклассник, а он, как оказывается, внешне выглядевший как Алексей, чувствует себя сторонним человеком, правда, кем, тоже остается совершенно непонятным. Но почему тогда его связь с внешним миром ограничивается через этого Алексея, о котором он знает только то, что они с ним когда-то вместе учились, что, впрочем, тоже не наверняка, так как он ничего об этом не помнит. Но, так или иначе, Олегу придётся в поисках себя отталкиваться от этого мифологического Алексея, которого он, возможно, тоже придумал, сидя в одиночестве и чокаясь со своим отображением в бутылке с надписью на этикетке «Алексеевка».
Что ж делать, и Олег продолжает листать паспорт, который даёт ему подсказки о его месте жительства, и том, что он, возможно, там живёт не один, а именно с некто гражданкой К. Марией. Она является его с такого-то года законной супругой, к коей ещё прилагается двое разнополых детей десяти и двенадцати лет. Что же он мог сказать по этому поводу, кроме того, что имя его супруги ему даже очень понравилось. Да ничего, что, надо признать, не сильно обрадовало Олега, да и Мария, вероятно, была бы не в восторге, услышав такое о себе (А ведь, паразит, клялся помнить её всю свою жизнь. Да, права была мама, когда говорила, что его словам грош цена.). Правда его мнение о её имени даже немного польстило её, так мало слышавшей от него комплиментов.
Ладно, жена… Она и при здравой вашей памяти, дабы не отягощать вас в её отсутствии, как всякий заботящийся близкий человек не загружает её лишними мега-данными о вашей несвободности. Так что вы, с легким сердцем, пока можете гулять по жизни, правда, при этом не забывая не загуливать. И только уже придя домой, ваша память вновь включает эту на время отключенную ячейку под названием «Ваше семейное положение». Но то, что он не помнил своих детей, очень сильно его встревожило. Ведь это ему казалось странным. Видимо, какие-то вещи в нём, как инстинкты, всё-таки остались функционировать. Так вот, как помнило его естество, зов крови должен нести в себе генетическую память, и он, по крайней мере, должен был бы почувствовать свою кровь и плоть. Хотя опять же, он их ещё не видел, так что можно сделать на это поблажку, только непонятно кому, ведь кроме природы и Олега, как её творения, здесь больше никого нет.