Все под откос, или Я выпита до дна (Раба любви, или Мне к лицу даже смерть)
Шрифт:
Мы вышли во двор. Я открыла переднюю дверцу и пригласила подругу сесть. Танька села, не выражая никаких эмоций. Я включила мотор и положила перед Танькой пачку сигарет с ментолом.
– Кури.
– Можно я буду курить свои? – тихо спросила она и достала пачку «Магны».
– Но ведь мои круче? – Я посмотрела в зеркало и выехала за ворота больницы.
– Маша, извини и пойми меня правильно. Ты больна, я не хочу рисковать.
– Понятно, – зло буркнула я и бросила свою пачку в бардачок. Затем, перегнувшись через Таньку, показала ей, где находится пепельница.
– Ты обиделась?
– Нет. СПИД научил меня ни на что не обижаться. Я привыкла к тому, что являюсь неполноценным человеком, или, проще говоря, человеком второго сорта.
– Хочешь, я буду курить твои сигареты? – жалобным голосом спросила Танька.
– Кури свои. Мне больше достанется, – выдавила я улыбку, но она вышла какой-то неестественной.
Танька расслабилась и откинулась на спинку
– Никогда не ездила в импортной машине!
– Я тоже стала ездить на такой совсем недавно.
– Откуда у тебя эта тачка?
– Я же сказала, что устроилась на работу.
– Я звонила тебе несколько раз, но по твоему адресу живут совершенно другие люди.
– Квартира продана.
– Ты продала свою квартиру? Теперь понятно, откуда у тебя деньги. Где ты теперь живешь?
– На Чистых прудах. У меня трешка. Сто тридцать квадратов. Приезжай в гости.
– Сколько квадратов?
– Сто тридцать.
– С ума сойти! Господи, да зачем тебе столько? И потом: не могла же ты эту квартиру купить! У тебя же на окраине была хрущевка…
Я закурила сигарету и рассказала Таньке историю своего знакомства с паханом. Слушая, Танька ни разу не перебила меня. Когда я закончила, она с ужасом посмотрела на меня и почти шепотом произнесла:
– Маша, как ты можешь?! Ты заражаешь невинных людей. У них семьи, дети… Это не укладывается ни в какие рамки. Это так грязно! Ты никогда такой не была! Ты всегда была безупречно чистой.
– Танька, не забывай, что раньше я была здорова, а теперь больна. Я больна, пойми меня правильно. Больные люди отличаются от здоровых. Почему я должна жалеть крутых мужиков, абсолютно уверенных в том, что беда обойдет их стороной?! А может, я до сих пор не знаю, что больна? За собственную глупость или удовольствие приходится кому-то расплачиваться деньгами, а кому-то своим здоровьем. И почему я, молодая и красивая, должна теперь страдать за чей-то пофигизм, а может быть, и подлость?! Знаешь, вчера до меня наконец дошла страшная истина. Мне никого не жалко потому, что никто не жалел меня. Только по этой причине я стала секс-террористкой, как бы это ни было прискорбно. Я получаю большие деньги за то, что должна награждать смертоносным вирусом своих половых партнеров. В этом нет моей вины. В конце концов, они могли бы предохраняться с помощью презервативов. Пойми, мне уже нечего терять. Мне стало нечего терять с того самого момента, когда анализы на СПИД дали положительный результат. Я решила мстить мужикам за то, что они в поисках удовольствия не желают пользоваться резинкой. Я никогда не считала и не считаю себя падшей женщиной – просто мне однажды не повезло. Ты прекрасно знаешь, что до Ильи у меня был один-единственный мужчина, да и тот исчез из моей жизни почти сразу. Знаешь, что я испытала от вчерашней встречи? Удовольствие. Я играю с огнем и хочу заразить всех клиентов, которых мне будет поставлять Вадим.
– Но ведь эти клиенты могут тебе отомстить? – сказала Танька.
– Пахан обеспечивает мне надежную охрану. Когда я услышала это предложение, то моментально порвала с Ильей. А затем полезла в кошелек и не нашла там ничего, кроме пятидесяти рублей. В холодильнике лежало пять яиц. У меня не было выбора. Я всегда мечтала поставить своей маме памятник из настоящего черного мрамора. Я хотела, чтобы на памятнике было высечено ее красивое лицо. Ее высокие скулы, огромные глаза и роскошные волосы. И чтобы там были написаны слова, идущие из глубины моего сердца: «Безумно люблю, страшно скорблю, невыносимо страдаю и ужасно тоскую. Твоя дочь». Или: твоя озорная дочь. Или: твоя рано повзрослевшая дочь… Что я могла поставить ей на нищенскую зарплату медсестры? Деревянный крест, который гниет очень быстро? А сегодня, имея деньги, я смогла заказать нормальный памятник. Ты не представляешь, что я испытывала в тот момент, когда договаривалась с мастерами. Мысленно я просила прощения у матери, но никаких комплексов по поводу того, что эти деньги грязные, я не испытывала. Нет, Танька, теперь я точно знаю: грязных денег не бывает. Деньги не пахнут. Они заработаны мною. Не так важно, как я их заработала. Самое главное, что они есть. Я думаю, что мама меня простит и обрадуется тому, что я поставила ей памятник. Я больной человек, а больным людям прощают все. Даже самые страшные грехи. Даже если бы меня заразили ВИЧ-инфекцией в больнице совершенно случайно, я бы все равно стала мстить окружающему миру. Больше всего на свете я боюсь попасть в руки медиков и милиции. Я боюсь загреметь в спецлечебницу, где содержат таких, как я. Мне и так осталось жить слишком мало. Ведь про меня не знает никто: ни врачи, ни психологи, ни служители Фемиды. Мой случай тяжелый, и его невозможно отследить. Ведь больные СПИДом воспринимаются окружающими как враги. Нас сторонятся, избегают и ущемляют в гражданских правах. Нас невольно превращают в изгоев, способных озлобиться до последнего. Никто не хочет понять, что мы заразились не по собственной воле. У меня жуткая потребность забрать с собой в могилу как можно больше здоровых людей. Я уверена, что я не одна такая. Точно так же рассуждает
Сделав несколько кругов по Бульварному кольцу, мы вернулись в больницу. Я остановила машину и положила руки на руль.
– О чем ты думаешь? – тихо спросила я Таньку. – Ты меня осуждаешь? Ты хочешь плюнуть мне в лицо?
– Нет. Я думаю о том, что на твоем месте поступила бы точно так же. Зачем сдыхать в нищете? Лучше пожить пусть немного, но нормальной жизнью, ни в чем себе не отказывая. Ты и так уже ущемлена во всем, в чем только можно ущемить женщину. Ты не можешь выйти замуж, родить ребенка. Знаешь, с тех пор как ты заразилась, я всячески избегаю случайных половых связей, а постоянной у меня нет, ты же знаешь. Уж лучше быть одной, чем переспать и переживать: заразилась или нет. Может, их и в самом деле нужно заражать – этих зажравшихся боровов, хозяев нынешней жизни? Они привыкли, что все им дается легко, за деньги. Так пусть получают заслуженное. Ты права, их действительно не жаль.
– Знаешь, мой клиент заказал катер и весь вечер катал меня по реке. Он постоянно говорил: «Маша, ты самая красивая женщина, которую я когда-нибудь видел. Ты само очарование. Я всю жизнь искал именно такую, как ты». Еще бы он не искал, вернее, не нашел! На мне был костюм с воротником из голубой норки, сапоги из натуральной крокодиловой кожи, уши оттягивали серьги с таким количеством бриллиантов, что мочки отвисали чуть ли не до самых плеч! У любого мужика от такого прикида перехватит дух. А ты представь, что было бы, если бы я стояла перед ним в медсестринском халатике со шприцем? Или в куртяшке, купленной на рынке… Да он бы даже не посчитал нужным со мной разговаривать, не говоря уже о том, чтобы возить меня по реке.
– Да, Машка, ты права. Я всегда знала, что такие мужики не про нашу честь. Чтобы отхватить крутого банкира или, на худой конец, криминала, нужно быть обеспеченной вдовой или разведенной женщиной, которой богатенький муж отвалил добрую половину совместно нажитого имущества.
– Возьми хотя бы мой печальный опыт с Ильей, – вздохнула я. – Он просто попользовался мною как дешевой и доступной вещью, да еще и наградил этой страшной заразой. Хотя хрен их поймешь, этих мужиков! Взять, к примеру, Вадима…
– Какого еще Вадима? – перебила меня Танька.
– Того самого Вадима, который обеспечивает меня работой, поставляя нужных клиентов. Оторвал себе проститутку в сауне и стал с ней жить.
– Это исключение, такое бывает крайне редко. Чтобы жизнь была полноценной, нужно паре встретиться в то время, когда они едва сводят концы с концами. В процессе совместной жизни муж начинает богатеть, а жена превращается в ухоженную дамочку. Тогда все у них тип-топ. Или они должны встретиться, уже побывав в браках и накопив нормальные материальные средства. Ну а если выходит несоответствие, такие браки не бывают долгими. Если мужчина, имеющий деньги и достигший какого-то положения в обществе, сойдется с женщиной, у которой, кроме стоптанных туфель, ничего нет, он никогда не будет счастлив в браке. На него будут смотреть как на источник материальных благ, но не более того. – Танька немного помолчала, а затем продолжила: – Я не осуждаю тебя, Маша. Ты больна, а больных людей нельзя осуждать. Я думаю, что на твоем месте поступила бы точно так же. Ладно, мне пора. Я же на дежурстве. Мне эта скотская жизнь так надоела – ты даже не представляешь. Вкалываешь сутками, а затем придешь на базар и криком кричать хочется. Возьмешь банку тушенки и пачку вермишели и думаешь, как бы это растянуть, чтобы поменьше денег на питание потратить? Так хочется на туфли скопить! Ходишь по базару и нюхаешь запах копченой осетрины. А она, зараза, так вкусно пахнет, прямо в глазах темно становится. А если девка рядом пройдет разодетая, так вообще плохо становится, прямо жить не хочется. А чем она лучше меня?! Тем, что вовремя вышла замуж за крутого и катается как сыр в масле?! Я же не виновата, что крутых на всех не хватает. Кто смог, тот оторвал, а нам ловить больше нечего. А наших мужиков из больницы возьми. Петрович, заслуженный врач, любого с того света вытащит. Ведь он в медицине как рыба в воде. У него руки золотые. Умный, образованный. А свою «копейку» в гараже закрыл и больше не ездит, потому что бензин больно дорогой. Не по карману. У него ботинки продырявились, а он себе новые не может купить, потому что сначала детей обуть надо, а потом уже себя. Молодец, Машка, ты права, деньги никогда не бывают грязными. Они бывают заработанными. Я бы тоже хотела перешагнуть эту грань и посмотреть, что там, по другую сторону жизни. Сейчас все покупается и все продается. Никому не нужна наша порядочность, нежность, душевная теплота. Заражай их, гадов, и получай за это свои честно заработанные деньги. А то они думают, что так просто: влез в чужую жизнь своим крутым ботинком из дорогой кожи, потоптался по чьей-то судьбе, потрахался на халяву, плюнул – и обратно к жене и детям. Пусть знают, что ничего не бывает даром, за все надо платить, даже за вторжение в чужую жизнь.