Все пути твои грешны
Шрифт:
Шанс ведь есть! Так что насчет романтичности, может Леванский и прав, не умел он быть блистательным влюбленным, но его чувства были правдой, что куда важней, чем хитрые приёмчики Леванского. Пусть он не умеет любить, но ведь он может научиться. Корней верил в себя. Когда первый раз сел в кресло пилота, дрожал весь, потом обливался и глаза закрывал, но ведь взлетел и стал первым.
– Значит так, – он Леванского к себе повернул, чтобы видеть, как отражаются в его глазах безумные молнии, – тебе она нравится и мне тоже. Подраться мы уже подрались, больше не вижу, что можно сделать. Предлагаю договор. Мы честно ухаживаем за ней вдвоем, но никто не переходит к
– Да ничего я не…
– Молчи! Ты понял. Пусть Лила сама выберет. Возможно, ей никто не нравится, ни ты, ни я. Давай предоставим ей самой выбирать. Это будет справедливо.
– Ладно, по рукам, ты прав. Холодная рассудительность победила.
Назад они шли молча, приглаживая волосы и оттирая кровь. Пришли, нашли Лилу на звездолете, извинились и вроде все наладилось. Съели мясо, покурили травы Корнея, даже спели вместе гимн студентов академии. Голос у Лилы был потрясающий, тягучий и грудной, лился, словно мед. Корней совсем разомлел и слушал бы ее до конца света. Потом проводили ее в каюту, вдвоем, ни на шаг не отставая, и разошлись. Еще час Корней не спал, прислушивался, не вышел ли Леванский в коридор. Потом решил, что это не правильно, другу надо доверять, и уснул. Приснилась ему Лила, совсем без одежды, свежая, как лилия, сияющая, как ангел…
Леванский забрал звездолёт и полетел за настоящей пищей. Вроде как его нежный желудок не принимал молекулярку. Да только было это враньем чистой воды. Прекрасно он поглощал любую пищу, гвозди даже переварил бы. И Корней понял, что улетел он специально, с целью оставить его и Лилу наедине. Так надо было, так было справедливо. Он был молча благодарен Леванскому, хотя доверять до конца все равно не мог. Думал, мог бы дружище Грек проявить благородство, или у него был свой план? Может, Сергей рассчитывал на то, что после разговора с Лилой все само прояснится, она даст ему поворот от ворот и тогда Леванский займется ею всерьез.
Отвратительные и тяжелые мысли лезли в голову. Словно в его сердце завелся червяк, который с каждым днем увеличивался и вгрызался все глубже и глубже. Сначала он настроился, что примет отказ Лилы легко и с насмешкой. Вроде бы это ничего не значит, и он ни на что и не рассчитывал. Но с каждой минутой сердце билось сильней и сильней, и Корней стал смотреть на себя в зеркало, чтобы найти то, что может понравиться девушке, да еще такой не простой. Он был мужественным, выглядел сильным. Это плюс. Но слишком квадратные челюсти делали его лицо тяжелым и напряженным. Опять же этот выпуклый лоб, словно у него вот-вот прорежутся рога. Это минус.
Она была такой утонченной рядом с ним. У него был мощный торс, он имел большие кулаки и выглядел нерушимой скалой. Чувство надежности, ведь это важно в отношениях. И он был медлителен, слишком замкнут на себе и неинтересен. Хотя, он правильно рассказал о М 5 и Даргазе, кажется Лила взглянула на него по другому…
Корней не заметил, как она вошла. Вплыла, легкий лебедь, и остановилась возле него. Повернулся, хотел сказать, как она красива, но Лила приложила палец к губам и он замолчал. Проследил ее взгляд: там, над красной сопкой садилось две звезды, одна оранжевая, другая зеленая. Зрелище было потрясающим, а он так погрузился в свою дилемму, что не видел ничего вокруг.
– Я знаю, что ты хочешь сказать мне, Корней, сын Виктора. Я знаю, как сжимается в страхе твое сердце и как тебе плохо сейчас, пока царит неопределённость.
Он взял ее
– Дарю тебе, Корней-Зенекис Кха-Совура, всю красоту мира, ты ее достоин. Не жди моей благосклонности и твой друг не дождется. Я холодна, мое сердце пусто. Вы оба мне нравитесь, но меня никто не научил любить.
– Все ведь меняется… Спасибо за подарок. Тогда я подарю тебе все тепло мира, чтобы твое сердце растаяло.
Получилось красиво, они сидели на теплом песке, держали друг друга за руки и любовались безумством красок. Мир показал им свою тайну, но не дал ее разгадать. А потом Корней уснул, положив голову ей на колени. Это был самый мирный и прекрасный сон за всю его жизнь. Он словно был со своим отцом. Они нашли мир, пригодный для жизни и там создали мир для всех землян. И где-то недалеко была Лила, направляла его своими мудрыми советами. «Ангел, – понял он, – а ангелам не лезут под юбку».
Все это был лишь сон. Когда он проснулся, замерзнув от ночной росы, ее уже не было. Леванский посадил звездолёт очень тихо, и она ушла к нему на Ангус. И там оставалась до утра. Он не стал плакать, просто смахнул влагу чужой планеты и пошел бродить среди теплых сопок, одинокий, как и все в этом мире.
8
– И что же ты, тряпка, так просто отпустил ее к другу?
– Она его не любила, так же, как и меня. Просто Леванский не требовал от Лилы настоящих чувств, ему хватало хорошего секса.
– Что за нравы, молодой человек! Это низко.
– Знаю, Майкл. Я должен был сражаться или я должен был обмануть ее своим равнодушием, притвориться, я не знаю… Вот рассказал тебе, а теперь сам в смущении. Тогда мне казалось, что все предельно ясно и понятно, что она поступила правильно, ну, со своей точки зрения. А теперь я понимаю, что игиги всегда остаются игигами, даже в прекрасном облике.
– Я бы украл ее и увез.
– Без любви…
– Ты прав, сынок. Осадил старика! Без любви не стоило ничего делать. И что же произошло дальше?
– Дальше самая неприятная часть истории. Давай сделаем передышку и поговорим о чем-то другом. Например, был ли ты женат, кого любил?
– Мертва. – Тихо сказал Майкл и ничего больше не добавил.
– А дети есть? Внуки?
– Даже правнуки. Они ищут меня по всему космосу, а я тут почти сгнил в этом море дерьма. Не дай поступить так с тобой! Если вдруг появится хоть малейший шанс, используй его, звездолетчик, ты ведь крепкий парень.
Да, мой старичок; конечно, Майкл. Ты мог бы быть моим дедом, и я бы тебя любил. Потому что в отличие от игигов у меня большое горячее сердце. Я бы тебя усыновил, нет, по другому, но что-то в этом роде. Купил бы домик и садик и оставил там радоваться жизни. Если конечно, ты еще можешь, Майкл. Приезжал бы иногда к тебе, после тяжелого рейса, выпивали бы мы вместе по стопке вишневой наливки, курили бы местную травку, и я, усталый после тяжелого рейса, слушал бы твое бурчание. А потом вместе ехали бы в город, чтобы навестить твоих внуков. Увы, Майкл, дедушка Миша, мой неизвестный голос в передатчике, я очень далек от тебя. Я заперт, как лев в клетке, я пленник, как и ты! Я ничтожнейший и глупейший из людей и кеттов, я тля, прилипшая к сладкой пыльце навсегда…