Все собаки

Дубровский Евгений

Это обозначало, что за нами бежать Ило нельзя, мы Ило с собой не берем. Нужно было видеть, как огорченно бедный Ило усаживался у ворот, грустно домахивая хвостиком, но не трогался с места.

Однажды, вернувшись с рыбной ловли в полдень, я спросил молока. Ило, посланный за коровой, откуда-то пригнал ее много медленнее, но нисколько не хуже, чем пригонял лошадь.

Бывая затем в течение десятка лет во многих других демах у финнов, я привык везде встречать одно и то же и скоро перестал удивляться подобной выучке собак. По мнению финна, собака должна приносить пользу в хозяйстве. Если она слишком глупа, значит, она бесполезна. Тогда финн выводит ее в огород и, влепив ей заряд дроби, закапывает ее тут же под ягодные кусты для удобрения.

Немножко как будто жесткий, но, если рассудить, то правильный взгляд на собаку. Бесполезной собака не

должна да и не может быть: она или приносит пользу, или вредна.

Деревенская собака

В русских деревнях живет, надо полагать, с десяток миллионов собак, необученных ничему. Многие из них умны. Все они служат человеку бескорыстно, часто самоотверженно, почти всегда бестолково, вследствие чего большая часть из них только вредны. В деревнях считают, что собака должна промыслить себе корм и найти место для сна. Собака забивается спать на сеновал, пачкает сено, заражает его разными гадостями. Коровы это сено едят и хворают такими болезнями, что не понять, откуда они взялись. Голодная собака ворует, что и где попадется. Она отыскивает в ближайших перелесках выводки дичи, ест яйца, птенцов, хватает сидящих на гнездах птиц, ловит зайчат. Шатаясь по дорогам, она несет в дом разные болезни, заражает ими преимущественно детей, играя с ними. Служба собаки выражается главным образом в том, что она с бешеным лаем несется за каждой проезжающей мимо повозкой, а ночь напролет всю лает и воет ни на кого, просто так, в темноту. На такой службе собака себя не щадит, спит на морозе, за службу часто не получает ничего, кроме пинков, но какой толк от ее бескорыстия, усердия, самоотвержения?

Значительное число таких невежественных, неприхотливых собак живет также в городах под названьем дворных собак.

Дворная собака

Дворняга не принадлежит к какой-либо породе, может быть любых размеров, всякого вида, какой угодно окраски, гладкошерстая, косматая, остромордая, тупорылая, кривоногая. Кажется, единственный общий признак, который можно уловить у дворных собак, — это у всех у них хвост крючком или кренделем. Тут опять беда: при несчастных случаях — а они у собак часты — хвост страдает обычно скорей всего… Его прищемляют, по нему бьют палкой, тогда он виснет, нет ни крючка, ни кренделя…

Пожалуй, самым верным будет, если сказать так: собака без всяких признаков, просто собака — вот это и есть дворная собака. У большинства из них очень острое чутье, хотя дворняга чует почему-то не иначе, как понизу, чуть ли не волоча носом по земле. Породистые собаки в таком приеме не нуждаются — у них верхнее чутье, они при поиске не опускают носа книзу.

Иная дворняга ни за что не возьмет самого лакомого куска от чужого человека: без всякой науки понимает, что ей может быть подброшена отрава. Так делают, конечно, только очень редкие умницы-самородки.

Исключительные таланты, выступающие в цирках в качестве выдающихся артистов собачьего рода, также, случается, бывают из дворных собак: у них много здорового смысла и радости жизни, недостатком чего частенько страдают породистые собаки.

Дворная собака знает своего хозяина, хотя иногда он только бьет ее и почти не кормит.

Беспризорные

У многих собак никакого хозяина нет. Их бьют все, кому они попадутся, и уже, наверное, никто не кормит. Это беспризорные псы, бродяги городских улиц. Где-то они живут, чем-то питаются… Они шнырят около рынков, подбирая разную дрянь, они забегают на лестницы, вытаскивая съедобные отбросы из мусорных ведер. Таких посетителей бить и трудно, и бесполезно: они увертливы, осторожны, хитры, настойчивы. В случае крайней неудачи, получив колотушку, бродячий пес убежит с таким визгом, как будто его переломили пополам, и… очень скоро вернется. Если ведро обильно добычей, к нему начинают являться какие-то раньше невиданные псы, очевидно, из отдаленных окрестностей. При встречах с другими они вступают на лестнице в драку. Достаточно убрать ведро, не выставлять его дня три-четыре, чтобы собачьи посещения прекратились. Откуда, как узнают четвероногие посетители, что угощения больше нет? Грызутся из-за кусков, а друг другу несомненно сообщают, что вот к такой-то двери не мешает забежать, а на такую-то лестницу не стоит и заглядывать… Этот опыт с ведром на лестнице и с посещением бродячих собак повторен и проверен десятки раз.

У всех бродячих

собак особенный взгляд, недоверчивый, подозрительный. Все они — воры и с крайней боязливостью совмещают чрезвычайную наглость. Вбежать в кухню, выследив минуту, когда там никого нет, схватить с горячей плиты из котла кусок мяса и удрать во все лопатки — на такой разбой дворная собака никогда не осмелится. А бродяга сделал и, удирая, в ужасе визжал как зарезанный, хотя его никто не тронул.

Среди бродячих собак почему-то не попадается ни слишком мелких, ни самых крупных — так, сброд всех пород среднего размера.

Сен-бернар

К домашним собакам должен быть причислен и знаменитый на весь мир сен-бернар, хотя он дома только ест и спит, а удивительная работа его совершается среди метелей и снежных бурь в сугробах и пропастях гор. Лет четыреста назад бернардинцы, монахи монастыря близ горного перевала в Альпах Швейцарии, завели крупных собак, приучая их отыскивать заблудившихся путников. Тогда на узких обрывистых дорогах и вечных снегах горных вершин несчастные случаи с людьми были часты. И, занимаясь из поколения в поколение одной работой, совершенствуясь все в одном направлении к единственной высокой цели, сен-бернардские собаки сложились в могучую великолепную породу.

Собака на работу выходит в бурю, большей частью ночью, и бесстрашно кидается навстречу снежному вихрю, в темноту. Куда — это известно только ей. Она бежит в те места, где, по ее опыту, скорей всего мог потерять дорогу, поскользнуться, упасть человек. Собака осматривает обрывистые тропинки, заглядывает в ущелья, прислушивается, не донесется ли крик или стон из придорожной пропасти. Найдя обмерзшего, потерявшего сознание путника, собака лижет ему лицо, шевелит его лапами, ложится на него, стараясь согреть его своим огромным телом, покрытым густой курчавой шерстью. Опомнившемуся человеку она предлагает маленький боченок, висящий у нее на ошейнике: там есть чем подбодрить упавшие силы. Если найденный путник может следовать за ней, собака показывает ему дорогу к монастырю. Окончательно ослабевшего собака оставляет, но ненадолго: она с громовым лаем врывается в монастырь, требует помощи и ведёт ее к месту своей находки.

Сен-бернар.

Так работали сен-бернардские собаки в течение столетий. Теперь в такой работе надобности нет. На дорогах почти везде телеграф, телефон. В случае обвала, порчи пути, какого-либо несчастья электрическая сигнализация оповещает ближайшую станцию или сторожевой пост почти мгновенно. Однако, когда буря прерывает всякое сообщение, на помощь идет, все-таки, собака… Представителям этой великолепной породы в городах нечего делать, сен-бернары там скучают, томятся, изнемогают от жары. Когда выпадает снег, старый сен-бернар радуется и кувыркается в первых сугробах, как щенок, он оживает, наслаждается, вдыхая морозный воздух зимы. Эти огромные собаки обычно очень тихи и смирны. Сен-бернару спокойно можно доверить колясочку, где лежит совсем маленький человечек… Мальчишка лет трех-четырех усаживается на сен-бернара верхом, держится ручонками за косматую гриву и, колотя пятками по толстым бокам, кричит:

— Эй, ты, пошел, пошел!

И величественный пес везет своего всадника важно и осторожно, хотя едва ли ему нравится исправлять должность верховой лошади.

Сбогар-Полкан

Именно сен-бернар проделал одну из наиболее удивительных собачьих штук: он вполне сознательно служил поочередно двум хозяевам. Из того дома, где он со щенячьего возраста прожил три года, он стал пропадать дня на два, на три, потом возвращался. Его сначала искали, беспокоились о нем, потом привыкли к его отлучкам: «ну, что же, пошатается где-то и придет». Он удирал обычно во время прогулки, отбегая за угол по неотложным своим делам, и исчезал. Я занялся им очень пристально, гулял с ним утром и вечером, вкрался вполне в его доверие, взял на сворку его могучую шею и, когда он рванулся, желая убежать за угол, я не стал его удерживать, а побежал за ним. Из переулка в переулок, из улицы в улицу мы бежали с полчаса. Милейший пес сам выдал мне свою тайну, он привел меня к двери, поцарапался в нее и залаял коротко, отрывисто… Дверь открылась, пес шмыгнул в нее, а за ним вступил я с вопросом, на каком основании принимают сюда чужую собаку. Меня очень скоро и сильно подняли насмех.