Все страхи мира

Клэнси Том

— Они прислушиваются к вашему мнению? — резко спросил принц.

Джек пожал плечами.

— Не всегда. Черт побери, иногда и я ошибаюсь, но ведь должен быть человек, который всегда стремится поступить правильно. Это я, сэр. Именно поэтому я и не могу уйти. Вы должны понимать это не хуже меня.

— Даже если вы страдаете от этого?

— Да.

— Ваше чувство долга поразительно, сэр Джон.

— У меня были хорошие учителя. Вот вы, например, — вы не убежали и не попытались спрятаться, когда в вас стреляли. Вы могли бы сделать это…

— Нет, я не мог сделать этого. В противном случае…

— В противном случае противник одержал бы победу, — закончил за него Джек. — Но и моё положение мало отличается от вашего, правда? Я

узнал об этом от вас. Это вас удивляет? — спросил Джек.

— Да, — признался принц.

— Вы не ищете спасения в бегстве. Я — тоже.

— По-прежнему искусны в словесных манёврах, а, Джек?

— Видите? Этого я не утратил. — Райан был доволен.

— Я буду настаивать, чтобы вы вместе с семьёй поехали с нами в Вайоминг.

— Вы всегда можете обратиться через мою голову к начальству — поговорите с Кэти. Его Высочество засмеялся.

— Пожалуй, я так и сделаю. Улетаете обратно завтра?

— Да, сэр. Сегодня мне нужно забежать в «Хэмлис» за игрушками.

— Поспите хорошенько, Джек. Продолжим наш спор в будущем году.

* * *

В этот момент в Вашингтоне было на пять часов раньше. Лиз Эллиот смотрела через свой письменный стол на Боба Хольцмана, который представлял свою газету в Белом доме. Подобно большинству журналистов, постоянно аккредитованных здесь, Хольцман знал, что президенты со своей администрацией приходят и уходят, и пережил их всех. Его огромный опыт в Белом доме являлся чем-то вроде парадокса. Лишённый доступа к сенсационным новостям, Хольцман знал, что здесь есть тайны, о которых он узнает лишь через несколько лет, а это будет уже слишком поздно для газетных статей и попадёт в распоряжение историков, но его искусство в распознании тончайших нюансов и выяснении слухов позволило бы ему занять видный пост в любой разведывательной службе. Однако газета платила ему намного больше жалованья государственного служащего, особенно после того, как он опубликовал несколько бестселлеров, освещающих жизнь высших коридоров власти.

— Это исключительно для моего сведения?

— Совершенно верно, — ответила советник по национальной безопасности.

Хольцман кивнул и начал делать записи. Итак, правила игры установлены. Никаких прямых ссылок или цитат. Элизабет Эллиот можно назвать «сотрудником администрации» или лучше во множественном числе: «источники внутри администрации». Он поднял голову от записной книжки — во время таких интервью магнитофоны тоже не разрешались, — ожидая продолжения. Лиз Эллиот обожала драматические эффекты. Она была умной женщиной, немного элитарной — что встречалось среди сотрудников Белого дома не так редко — и, вне всякого сомнения, находилась ближе всех к президенту, если Хольцман правильно разобрался в знаках. Но это не для широкой публики. Возможная любовная интрига между президентом и его советником по национальной безопасности уже не была полным секретом. Сотрудники Белого дома молчали, как всегда, — даже, пожалуй, больше. Хольцману это казалось странным. Фаулер не относился к числу людей, к которым испытываешь любовь и преданность. Возможно, они симпатизировали ему, потому что он был одиноким. Были широко известны обстоятельства смерти его жены, и это, по-видимому, добавило сочувственных голосов в его пользу во время последних выборов, какую-то долю процента. Не исключено, сотрудники считали, что, если в его жизни снова появится женщина, он изменится. А может быть, они были просто настоящими профессионалами. (Это отличало их от лиц, попавшие в Белый дом по политическим соображениям, подумал Хольцман. Для тех не было ничего святого.) Возможно, Фаулер и Эллиот старались вести себя осторожно и не афишировать свою связь. Как бы то ни было, журналисты, аккредитованные при Белом доме, иногда обсуждали это в баре «Конфиденциальный источник», «Конфиденшиэл сорс», в Национальном клубе прессы всего в двух кварталах от Белого дома и пришли к выводу, что любовная жизнь Фаулера не должна попасть в фокус

внимания общественности до тез( пор, пока это не мешает ему исполнять свои обязанности. В конце концов, его заслуги в области внешней политики были выдающимися. Эйфория от Ватиканского договора и его потрясающе благоприятных последствий так и не рассеялась. Нельзя порочить президента, так хорошо исполняющего свой долг.

— У нас могут возникнуть трудности с русскими, — начала Эллиот.

— Да? — Это заявление застало Хольцмана врасплох.

— Есть основания считать, что у Нармонова трения с высшим военным руководством. Это может оказать воздействие на окончательное выполнение условий договора о сокращении вооружений.

— Каким образом?

— Есть основания полагать, что Советы будут противиться уничтожению всех ракет СС-18. Они уже отстают от графика их демонтажа.

«Есть основания». Эта многозначительная фраза повторилась дважды. Хольцман на мгновение задумался. По-видимому, очень чувствительный источник — скорее всего разведывательное сообщение, а не перехват.

— Русские утверждают, что завод по уничтожению ракет не справляется с работой. Наши инспекторы, которые там находятся, согласны с ними.

— Может быть, завод был спроектирован с — как это говорится? — с заранее рассчитанной недостаточностью?

— Каково мнение ЦРУ? — спросил Хольцман, записывая все это в свой блокнот и стараясь не отстать.

— Первоначальный доклад поступил от них, но пока им не удалось получить убедительные доказательства.

— А что думает об этом Райан? Он хорошо разбирается в советских делах.

— Райан не оправдывает наших надежд, — ответила Лиз. — Между прочим, — и об этом вы ничего не должны писать и не должны упоминать его имени — мы провели небольшое расследование, которое обнаружило тревожные факты.

— Какие именно?

— Именно? Мне кажется, что полученные сведения противоречивы. В них говорится, что один из руководителей ЦРУ состоит в любовной связи с женщиной иностранного происхождения, и не исключено, что родился ребёнок.

— Речь идёт о Райане?

Советник по национальной безопасности покачала головой.

— Я не могу опровергнуть или подтвердить эту информацию. Не забывайте о правилах.

— Не забываю, — ответил Хольцман, скрывая раздражение. За кого она меня принимает? За какого-нибудь Джимми Олсена?

— Дело в том, что он, похоже, знает, что нам не нравится доставляемая им информация, однако пытается закрутить факты, чтобы заставить нас проявить к ним интерес. Сейчас такое время, что нам требуется достоверная информация из Лэнгли, но мы не получаем её.

Хольцман задумчиво кивнул. Такое случалось в Лэнгли и раньше, но это не походило на Райана. Репортёр решил пока отложить эту проблему в сторону.

— А что по поводу Нармонова?

— Если получаемые нами сведения хотя бы отчасти верны, он в трудном положении и уступает позиции, кому — левым или правым, — мы не можем сказать. Не исключено, что он может уйти.

— Это точно?

— Нам кажется. То, что силы безопасности шантажируют его, очень тревожно. Но при наших проблемах в Лэнгли… — Лиз беспомощно подняла вверх руки.

— Да, когда всё шло так хорошо. У вас, наверно, трудности с Каботом?

— Он быстро овладевает своими обязанностями. Если бы у него был хороший помощник, всё было бы в порядке.

— Вы очень обеспокоены происходящим? — спросил Хольцман.

— Очень. В такой момент нам нужна надёжная разведывательная информация, а она к нам не поступает. Как можно догадаться, что нам делать с Нармоновым, если у нас нет никаких сведений? — произнесла Лиз раздражённо. — Наш герой носится по городу, занимаясь делами, которые не должны его касаться, — к примеру, он обратился прямо в Капитолий, не поставив в известность своего босса, ведёт переговоры по одной проблеме и в то же время не даёт Каботу хороших аналитических материалов по глобальной проблеме. Разумеется, он должен уделять внимание и кое-чему на стороне…