Все тайны проклятой расы
Шрифт:
– Нет! Тай!
– остановил меня резкий окрик, и теперь я определенно услышал в нем неподдельную тревогу - Я сама!
Элессит торопливо метнулась к пленнику, но уже возле самого стула приостановилась и как-то беспомощно оглянулась на отца. Все ясно, правильно расшифровал я этот взгляд, не пристало принцессе касаться руками окровавленной рубахи чужого мужчины, даже если он член попечительского совета. А тогда для чего я тут стою? Да и пусть мне придется нарушить какое-нибудь старинное правило великого Шладбернского герцогства, так все равно через некоторое время учитель Зетай Унзури исчезнет не
Эти мысли промелькнули в моей голове значительно быстрее, чем моя рука выхватила из-за пазухи охваченного паникой пленника древнюю эмблему и подала принцессе.
– Тай… - почему-то теперь не торопится забирать у меня драгоценность горбунья, - как ты… себя чувствуешь?
Как? Да вполне нормально. Я добросовестно прислушался к своим ощущениям и в недоумении уставился на принцессу, пытаясь понять, что скрывается за таким простым вопросом.
– Благодарю вас, хорошо, - ожидая ответа, ближе подношу эмблему к лицу и зелень центрального камня ослепительно вспыхивает в последних лучах заходящего солнца, - так мне положить это назад?
– Если не затруднит, - поворачиваясь к своему месту, небрежно бросила принцесса через плечо и теперь в ее голосе звучит почти неприкрытое торжество.
И это мне не понравилось еще больше, чем её прежние щенячьи взгляды. А вот тишина, стоящая в кабинете, не просто не нравится, она меня всерьез тревожит. Пока я шагал к камину, укладывал на место странную эмблему и возвращался на свое место, никто не проронил ни слова, даже дыхание, по-моему, затаили. И теперь смотрят на меня с опаской и скрытым восхищением, как на человека, спрыгнувшего с крыши и оставшегося невредимым. Только во взгляде Зигеля сквозит недоумение, но задавать вопросы он не торопится. Да и я пока не стану. Подожду, пока мы останемся с консортом наедине, сейчас я твердо вознамерился больше не позволить ему улизнуть от ответа.
– Лорд Жегриз, вы хотели сообщить нам, где содержите капитана Дуна?
– прервал молчание невозмутимый голос Баморда и все в ожидании ответа уставились на пленника.
– В подвале моего дома, Розовой чайки, - в глухом голосе лорда звучит усталость и безнадежность.
– Что нужно сказать охранникам, чтоб его отпустили? И запомните, если пострадает хоть один посланный за Дуном человек, вас завтра выловят в море!
– бесстрастно выговорил консорт, но почему-то даже я поверил, что эту угрозу он намерен непременно исполнить.
Поверил и Жегриз, выдавший консорту более чем подробные пояснения. Через несколько минут Ганис доложил, что отряд стражников отправлен за Дуном, и Баморд продолжил допрос.
– А теперь скажите, что за вторая причина, и какова в этом деле ваша выгода?
– Я собирался пригрозить, что расскажу принцессе Элессит...
– лорд замялся, отлично понимая, что выглядит сейчас далеко не благородно.
– Понятно, - внезапно с насмешкой перебил его Гийом, - вы не оригинальны в этом желании, принцессе уже лет двадцать пытаются доказать, что я ей не отец. Так вот, вас обманули, подсунув ложную информацию, я давно предоставил дочери неопровержимые доказательства нашего кровного родства. А теперь скажите, кто тот добродетель, что так щедро поделился этим секретом и что вам пообещали за участие в заговоре? Ну
Пленник, после непонятной истории с безделушкой и так был подавлен, а теперь и вовсе сник. На самоуверенного и дерзкого лорда отповедь консорта, высказанная с преувеличенной вежливостью, произвела убийственное впечатление, в герцогстве, как и в нашем королевстве на вы обращаются только к королю и знатным преступникам. Да и то близким друзьям наш Торрель позволяет выкать лишь в особо торжественных случаях.
– Мой сын... мне обещали, когда будет объявлено о помолвке... вместо милорда Юджера... поставят его имя...
– лорд внезапно вскинул голову и ожег меня прежней ненавистью, - вот он... все испортил. Мальчик старался... тренировался по двенадцать часов...
– Как его зовут?
– теперь я начал понимать, когда умудрился перейти дорогу лорду.
– Вандель Жардье, - снова сник Жегриз.
– Незаконнорожденный!
– сообразил и консорт, вот только презрения, положенного по правилам северного этикета, я в его голосе так и не расслышал.
Да и в глазах остальных судей не заметил особого осуждения, неужели достигли этих мест более терпимые к таким явлениям взгляды южан?
– Имя благодетеля?!
– Милорд Борсайд...
– еле слышно выдавил заговорщик.
Снова он. Похоже, этот злобный милорд приложил немало усилий, и, разумеется, средств, чтобы как можно больше насолить Гийому. Но и у меня к нему растет собственный счет. Теперь мне предельно ясно, что вовсе не случайно Зигель оказался именно его гостем, а заодно и пешкой в неприглядной игре. Да и роль, предназначенная лордом для Рамма, так вовремя появившегося в столице, с каждым новым открытием выглядит все более безысходной.
– Лорд Жегриз, - сурово уставясь на пленника, объявил свое решение консорт, несколько минут проведший в мрачном раздумье, - обещаю перед лицом этих достойных господ, что приложу все усилия, чтобы мои дочери, и родные и приемные, вышли замуж только по обоюдному согласию. И каждого, кто попытается мне в этом помешать, буду считать не только своим личным врагом, но и предателем Великого Герцогства Шладберн. Сейчас вас вместе с остальными членами совета выведут из замка, и вы можете идти куда хотите. Однако в залог вашей благоразумности я оставлю у себя в гостях лорда Борсайд и лорда Эйгильда. О чем будет немедленно сообщено всем их родственникам, чтобы знали, кого нужно проклинать... если произойдет несчастный случай. А о том, чтобы он произошел, позаботится любой из присутствующих, если по каким-то причинам не смогу я сам. Уведите его.
– Приведите лорда Эйгильда, - хмуро бросил Гийом, когда двери за Жегризом захлопнулись и тяжко вздохнул.
Действительно мерзко, по-человечески посочувствовал ему я, столько лет считать человека единомышленником, а возможно даже другом и внезапно убедиться, что все это время тратил силы, время и душу на подлого предателя. Мне давно понятно с предельной ясностью, что значительно больше заслуживают позорного воровского клейма не те несчастные, которых голод заставил схватить на бегу краюху хлеба. А мнимые друзья, ради собственных тайных корыстных целей ворующие у людей целые годы жизни и самые светлые душевные порывы.