Всё укроется снегом белым…

Гершанова Светлана

– А ты?

– А я говорю – нет, она хозяйка!

– Молодец! Поезжай скорей.

Я сидела одна. У меня было время вспомнить всё, связанное с человеком, который сказал своему лучшему другу, что на мне нельзя жениться…

Он был небольшого роста, немного скособочен, один глаз косил. Когда я на втором курсе привела его домой, мама возмутилась:

– Когда ты перестанешь таскать в дом больных щенков и котят и приводить убогих мальчиков?

А потом он сказал – женщина носит его ребёнка, и он должен жениться, как честный человек. И что любит её.

Мы ни разу не разговаривали до конца института.

А сейчас Витя привезёт его. И ко всему он ещё считает, что на мне нельзя жениться. Да все свободные мужики вокруг только этого и хотели! Я рассмеялась в лицо своему отражению в зеркале и стала накрывать на стол.

Я волнуюсь? Конечно, я волнуюсь…

Они приехали, сели за стол. На нём, впервые в Соломенной сторожке, воцарилась бутылка водки. И капустка малосольная из холодильника с яблоками и клюквой, и фирменный борщ, настоящий, донской. И будто не было ничего тяжёлого между нами, только – а помните? У меня всегда было чувство, что все одноклассницы – сестрёнки, а институтские – самые близкие на свете друзья.

С Витей мы вообще оказались одной крови. Судьба буквально сталкивала нас лбами с самого детства, а мы, как слепые котята…

Жили в одном городе, были ровесниками. Но его документы пропали в войну, и при восстановлении мальчикам прибавляли год. Чтобы раньше в армию забирать?

Почему мы с ним так поздно пришли друг к другу, ведь столько было общего! Похожие детство и юность, один родной и любимый город.

Когда мы наконец нашли друг друга, много лет приезжали в Ростов вдвоём. Как я любила бродить с ним по городу! Все воспоминания были общими, хотя мы не знали друг друга.

Вот эти деревья на набережной мы сажали, наш участок был у Газетного, а их школы – у Будённовского.

А главная улица, где мы гуляли, как парижане на Елисейских полях! Девятый-десятый класс, сиянье фонарей, запах цветущих каштанов…

Мы с девчонками идём домой, к Дону, и сначала Лилька поворачивает на свою улицу, потом Нинин поворот, а дальше я бегу к своим железным воротам.

Они с ребятами шли в другую сторону – вверх по Будёновскому к рабочему городку. Уходил Женька, потом Лёва, потом Эдик, и дальше он бежал один к своему дому у стены стадиона.

В их школе не было физкультурного зала. В седьмом классе на кружке по художественной гимнастике тренер говорила:

– Девочки, собирайтесь быстрей, мы должны освободить помещение, сейчас мальчики на спортивную гимнастику придут!

Они приходили – высокие, красивые, и я смотрела на них украдкой.

– В восьмом классе я ходил на спортивную гимнастику в твою школу. Ты тогда была в седьмом.

Я рассказываю о ком-то из друзей своей юности, а он говорит:

– Я его знаю, играл с ним в шахматы во Дворце пионеров.

– Во Дворце пионеров? Я там тоже играла в шахматы, даже в турнире участвовала!

– Да, это сейчас там тихо, а тогда он гудел, как улей.

Или говорю:

– У меня есть друг Женя, математик.

– Это не твой друг, это мой, мы в одном классе учились, жили рядом, вместе в Университет поступали, только он на математику, а я на физику.

Странно, я чувствовала себя москвичкой. И все окружающие знали, что я меняю квартиру и скоро стану ею официально.

В буфете ЦДЛ подходит секретарь партбюро секции поэзии:

– Здравствуйте, Светлана! Я Стас. Читал ваши стихи, хорошо, что вы решили переехать. Нам нужны такие штыки!

И я улыбаюсь ему счастливой улыбкой.

А дома говорю Вите:

– Знаешь, пройдёт, наверно, полгода, пока они поймут, кто я есть на самом деле. Тогда у меня совсем не будет времени. А пока пойду-ка на курсы машинописи. Печатать приходится много, а я – медленно, двумя пальцами.

Не угадала, раскусили очень быстро, курсы пришлось бросить. Позвонила преподавательница:

– Светлана, приходите на экзамен, я же должна отчитаться.

Сдала, получила свидетельство. На самом деле печатать вслепую десятью пальцами научилась уже на компьютере, час в день, два часа в день, вернее, в ночь.

Главной проблемой был обмен. В первый же день после возвращения из Ростова я поехала на Банный переулок, это было единственное место в Москве, куда стекались обменщики.

Через пятнадцать минут поняла, что наши шансы близки к нулю. Из Москвы никто не хотел уезжать в Ростов. Оставалась надежда на курортные города. Два сложных обмена за год!

Подключила маму. В Ростове тоже был пункт обмена, мама, как и я, ходила туда, как на работу. Мы брали на заметку всех, кто хотел бы переехать в Ростов из любого, любого города страны!

Все дела отступили на второй план. Я писала десятки писем в день и вскоре могла за квартиру в Москве или, хотя бы, комнату, предложить пять-шесть вариантов в разных городах. Написала их на большом листе ватмана и поехала.

В глазах рябило от объявлений, все рвались в столицу из голодной провинции. Подошёл милиционер, взглянул недобро на мой щит, раскрашенный разноцветными фломастерами:

– Ты что, всю страну взялась менять?

– Да нет же, мне нужна одна квартира или комната! Это возможные варианты.

– Понятно. Но плакат убери, устно объясняй про свои варианты. Ещё раз увижу, в другом месте будем разговаривать.

Наслышана была про эти места. Два дня не ездила на Банный.

Мама привела мою квартиру в Ростове в порядок, ванну вычистила бритвой. Я пришла в ужас, в семьдесят пять лет – вниз головой!

– Но когда найдётся вариант, люди же просто испугаются!