Все ураганы в лицо
Шрифт:
Текстильная губерния поглощала все время Михаила Васильевича. Ну а как же культурная работа, о которой упоминает Фурманов?
К решению этой проблемы председатель губсовдепа подошел тоже своеобразно: нужно свое высшее учебное заведение, свой политехнический институт! Иваново-Вознесенский политехнический институт, который готовил бы специалистов для текстильной промышленности…
— Народ нам не простит, если мы не примем меры к тому, чтобы дети и молодежь учились, несмотря на тяжелую обстановку в стране!
В Москву не так давно эвакуирован Рижский политехникум. Фрунзе посылает телеграмму ректору:
«Предлагаем
Фрунзе снова в Москве. Его предложение поддержали Владимир Ильич и Луначарский. Профессора и студенты согласились переехать в «Красную губернию». Ленин подписал декрет о создании Иваново-Вознесенского политехнического института.
А Фрунзе уже занят организацией другого института — педагогического. Он спешит: в губернии открываются одна за другой школы (за год почти восемьсот школ), библиотеки, кинотеатры, избы-читальни, народные театры, клубы.
И Дмитрий Фурманов молча дивится этой неисчерпаемой энергии. Ведь если только перечислить все дела Фрунзе за очень короткий промежуток времени, получилась бы увесистая тетрадь. А за каждым его деянием — отдача всего себя без остатка; он с таким же упорством создает неприметную школу второй ступени, с каким вытряхивает хлеб из кулаков или убеждает несговорчивых профессоров-рижан переехать в Иваново. Борьба, беспрестанная и даже кропотливая борьба с неподатливой человеческой природой, с безразличием или мелкими соображениями личного порядка. И когда Фрунзе с трибуны заявляет: «Интересы партии — превыше всего!», то это понятно Фурманову, понятно рабочим, но непонятно рижскому профессору, который считает себя человеком, далеким от политики. А сколько потребовалось сил и бессонных ночей, чтобы раздобыть деньги для политехнического института! Все предприятия города обложили налогом, открыли в банке специальный счет для добровольных пожертвований. И поставил-таки институт на ноги.
Да, Фрунзе торопился. Торопила тревожная обстановка. Он знал, что передышка скоро кончится. Опять в ушах гремели боевые колесницы. Белогвардейский чехословацкий корпус отрезал центральную Россию от источников продовольствия и хлопка, в Мурманске высадились англо-французские и американские войска, во Владивостоке — японцы, немецкие империалисты предъявили грабительские условия мира.
Зашевелилась внутренняя контрреволюция.
Не мог он спокойно заниматься мирной работой. Еще в марте он обратился к пленуму губисполкома с предложением послать его, Фрунзе, на фронт.
— Надо во что бы то ни стало нам самим стать во главе отрядов и уйти вместе с ними. Это поднимет настроение масс.
На фронт его не отпустили, а сделали военкомом губернии. На каком бы собрании он ни появлялся, его неизменно выбирают председателем. И конечно же, когда в Москве открылась конференция военных отрядов, его посадили на председательское место.
У него тяга к военной стороне жизни, военная жилка. И она проявляется даже в мелочах: положено разъезжать на автомобиле, а он сам чистит, холит коня, седлает его; на автомобиле разъезжают другие. Настойчиво учится рубить шашкой.
Собрав в кабинете товарищей, подходит к карте, расчерченной
— Слышали сказку о джине в кувшине? Так вот, наша губерния и есть такой джин. Пока не откупорим кувшин — не подняться во весь рост. Нам бы вот теперь эту пробку откупорить, что под Оренбургом, — там прямая дорога к туркестанскому хлопку…
Он пишет несколько статей, призывающих к скорейшему созданию Красной рабоче-крестьянской армии.
— Надо сделать нашей очередной задачей организацию вооруженных сил. Пусть народ весь изморен, разорен и устал, пусть эта задача кажется не под силу при данных условиях… Мы ее должны разрешить, если вообще хотим жить и развиваться. В этом, и только в этом — спасение нашей страны и революции от всяких поползновений мировых хищников.
Летом 1918 года Фрунзе находился в Москве на Пятом съезде Советов. В это время левые эсеры подняли мятеж. Захватили телеграф, Курский вокзал, арестовали Дзержинского и других видных работников партии.
Штаб повстанцев находился в Покровских казармах. Михаил Васильевич прямо со съезда направился на Чистые Пруды в расположение Первых московских военных курсов и сформировал здесь Интернациональный отряд. Оценив обстановку, он повел отряд к Покровским казармам. К вечеру штаб мятежников прекратил борьбу. Вернувшись на съезд, Фрунзе узнал, что в Ярославле тоже мятеж. Возглавил его эсер Борис Савинков.
Ярославль… Сто километров от Иваново-Вознесенска. Михаил Васильевич заволновался.
Троцкий, обволакивая делегатов словами, пытался изобразить дело так, будто бы мятеж почти ликвидирован и нет оснований для беспокойства. Но Фрунзе не поверил. Он вообще Троцкому никогда не верил, почти интуитивно угадывая в нем заклятого врага Советской власти. «Иудушка-Троцкий» — это ленинская характеристика глубоко запала в сознание Фрунзе. И теперь он заторопился в Иваново.
Что происходит в Ярославле? Даже отсюда слышен орудийный гул. Разведчики донесли: положение серьезное, город разрушен, белогвардейцы занимают все ключевые позиции. В Ростове-Ярославском тоже эсеровское восстание.
Значит, Троцкий обманул. Так почему же бездействует командующий Московским военным округом Муралов, которому поручено подавить мятеж, почему отсиживается в Москве? Ведь ясно, что убийство немецкого посла Мирбаха и мятежи эсеров — звенья одной цепи. Сюда следует приплюсовать и меньшевистский заговор против Советов в Кинешме.
Фрунзе вне себя от гнева. И вот, казалось бы, еще один курьез: не состоящий на воинской службе Фрунзе пишет командующему Муралову:
«1. Послать хороших руководителей. 2. Два или три броневика. 3. Человек 500 хорошего войска. Состав окружного штаба в лице Аркадьева по-прежнему очень слаб… Словом, имейте в виду, что без немедленной солидной помощи от Вас — дело грозит затянуться».
Тут чувствуется твердый голос и твердая рука.
Да он и не намерен ждать, пока Муралов раскачается. Для Фрунзе существует лишь один критерий: «Интересы партий — превыше всего!» А интересы партии в данном случае: как можно скорее ликвидировать мятеж.
Все коммунисты «Красной губернии» встали под ружье. Здесь объявлено военное положение. Фрунзе формировал отряды и отправлял их в Ярославль. Один из отрядов сформировал Фурманов. Через полмесяца мятеж в Ярославле и Ростове был подавлен.