Все ураганы в лицо
Шрифт:
Фрунзе с Юлдашем Ахунбабаевым, туркестанским революционером, стояли у открытого окна и переговаривались. Обсуждали текст листовки — обращения к басмачам, составленной Михаилом Васильевичем.
— Их главари требуют автономии Ферганы, — говорил Фрунзе.
Ахунбабаев угрюмо отвечал:
— Эту автономию они представляют себе наподобие бухарского эмирата или Кокандского ханства. Наймиты баев, купленные английским золотом! Их нужно истребить, как бешеных волков… Ну а тем из дехкан, кого они заманили в свои сети, мы откроем глаза. Скорее бы восстановить нефтепромыслы Санто и Чемпон.
— Затребуем оборудование
— Дров нет, жгут саксаул — скоро вся земля превратится в пустыню. Плохо пока хозяйствуем. Нефть в Фергане хорошая, легкая. Эх, нефть, нефть!.. Нефть и хлопок. Ну а если говорить о Бухаре, то вот что: восстание поднимать дехкане скоро будут, нет больше терпения. Красная Армия должна помочь…
— Поможем. Эмир бухарский надул меня, — сказал Михаил Васильевич. — Как удалось выяснить, принял не в своем дворце, а в покоях одного из своих министров. Начинаю даже сомневаться: да был ли сам эмир? Переговоры вели в моем вагоне в Новой Бухаре. Он от меня за свой нейтралитет четыре пушки потребовал.
— И вы дали?
— Дал. Снарядов, правда, к ним нет. Он ведь просил пушки. А когда напомнил о снарядах, я обещал выслать при первой же возможности.
Ахунбабаев усмехнулся. Пояснил:
— Он вас не обманывал: иноверец по здешним обычаям не может вступить во дворец эмира. Исключение Сеид-Алим делает только для английских офицеров.
Поезд замедлил ход, остановился. Михаил Васильевич послал адъютанта узнать, что случилось.
— Басмачи разобрали рельсы. Дороги на Уч-Курган нет.
— Засада. Возвращаемся в Наманган!
Фрунзе и Ахунбабаев перешли на бронеплощадку, где были установлены пулеметы и орудие.
— Всем приготовиться к бою!
Поезд стал пятиться на Наманган. Вскоре адъютант доложил:
— Путь на Наманган тоже разобран! Мы в ловушке…
Когда явился старший охраны, Михаил Васильевич сказал ему:
— Всем залечь за насыпью, вывести из вагонов лошадей. Пошлите трех из охраны в Наманган. Пусть мчатся во весь дух и не попадаются в руки басмачам. Охрану поезда беру на себя.
Конный отряд Курширмата с пронзительным гиком вымахнул из-за небольшой рощицы карагачей; стреляли из карабинов и винтовок на полном скаку. В ответ заговорил пулемет с бронеплощадки, ухнуло орудие.
Михаил Васильевич стоял у паровоза, наблюдал за ходом боя. Ординарец подвел коня. Того самого коня — подарок Чапаева. Англо-араб переезжал в эшелоне с командующим от гарнизона к гарнизону, вызывая зависть у командиров и местных знатоков лошадей. Весть о коне «кзыл-генерала» шла от кишлака к кишлаку. Долетела она и до Курширмата.
— Конь будет мой! — заявил курбаши. — По коню не стрелять! «Кзыл-генерала» взять живым. Я не какой-нибудь разбойник: Пурунзо будем судить и повесим при всем народе.
Курбаши не сомневался в своей победе. Говорят, что Пурунзо — знаменитый полководец. Но что из того? Долго ли сможет продержаться кучка людей, отрезанных и от Уч-Кургана и от Намангана? Туда Курширмат выслал свои заслоны, а главными силами окружит эшелон, и знаменитому полководцу придется сдаться на милость победителя. Вот тогда все увидят, что самый знаменитый полководец — Курширмат, перехитривший «кзыл-генерала».
У Фрунзе было всего двадцать всадников. Остальные бойцы охраны лежали за насыпью и отстреливались. Когда басмачи, разделившись на две группы, стали окружать эшелон,
Командующий был возмущен. Еще не было случая, чтобы курбаши открыто нападали на красные части. Грабили, терроризировали население, угоняли скот, забирали жен и сыновей, убивали совслужащих, разоряли нефтепромыслы. Но стычек с Красной Армией избегали. Советские войска беспрепятственно занимали города и кишлаки; курбаши, вытесненные «мирным» путем, уходили в горы. Среди басмачей существовал как бы негласный запрет: в драку с кзыл-аскерами не вступать, нужно сперва объединиться. Курширмат первым нарушил этот запрет. Его преступление выходило за рамки обыкновенного разбоя: он поднял руку на командующего фронтом, на представителя центральной власти, и тем самым придал политическую окраску своему безрассудному шагу. Видимо, этот шаг был продиктован из Старой Бухары, из дворца эмира.
Потеряв убитыми и ранеными десятка два, Курширмат увел отряд за карагачи. Он не ожидал, что горстка людей окажет такое жестокое сопротивление. Ведь они отрезаны, отрезаны! На месте «кзыл-генерала» Курширмат попытался бы на конях прорваться в Наманган, оставив тех, у кого нет лошадей, на произвол судьбы. Но, видимо, Пурунзо и не помышлял ни о чем подобном. Курбаши не знал, что делать дальше, жалел, что раздробил силы.
— По «кзыл-генералу» можно стрелять! — распорядился он.
Басмачи перешли в новую атаку. Силы защитников эшелона таяли. С бронированной площадки доложили о том, что снаряды израсходованы и остались всего две пулеметные ленты.
Старший охраны, хоть и не отвечал теперь за оборону эшелона, нервничал, лез со своими советами: нужно, мол, спасать не эшелон, а командующего, увести его насильно. Фрунзе приказал прекратить пустые разговоры. Он знал: нужно продержаться еще немного. Если даже красноармейцы, посланные в Наманган, схвачены басмачами, помощь все равно скоро подоспеет. Командующий фронтом не может затеряться, подобно иголке в стоге сена, на отрезке пути в сорок верст. В Уч-Кургане ждут эшелон, в Намангане недоумевают, почему поезд до сих пор не прибыл к месту назначения. А если курбаши порвали телеграфные провода, то тем хуже для них: и в Намангане и в Уч-Кургане войска подняты по боевой тревоге. Если бы они догадались отрезать Курширмату пути отступления в горы… Курширмат просто недалекий человек. Он сам себе подписал смертный приговор.
Командующий не испытывал ни смятения, ни досады. Все было предусмотрено, кроме глупости Курширмата. Глупый противник — самый опасный противник: он действует без логики, экспромтом — «что в голову взбредет». А ведь таких курбаши, по-видимому, большинство. Методы борьбы с ними тоже должны быть простыми: не гоняться за каждой бандой в отдельности, а занять все опорные пункты басмачей, вытеснить их из кишлаков, окружить летучими конными отрядами. Действовать примерно так же, как он действовал против белоказачьих банд Толстова. И если до этого басмачей «терпели», то сейчас им следует объявить беспощадную войну. Это сторона военная; что касается политической, то нужно поднять все население, чтобы у курбаши земля горела под ногами. Фергана разорена, хозяйство ее разрушено, поля не обрабатываются…