Все в шоколаде
Шрифт:
– Он придурок, – сказала я в досаде.
– Что?
– Говорю, он придурок. Только законченный псих способен поднять человека с дивана, а потом смыться, ничего не объяснив.
Я простилась с соседом, который все еще пребывал в нерешительности, и вышла на улицу. Недавнее ощущение, что удача сама идет мне в руки, улетучилось, на смену ему пришло беспокойство. Мне не нравился дурацкий звонок, пустая квартира, мне вообще ничего не нравилось.
Я достала сотовый, решив, что просто нечестно кому-то получать удовольствие в то время, когда я страдаю, и набрала номер гостиницы. Вне всякого
Я остановила машину и поехала в гостиницу. Надо сказать, дурное состояние духа у меня прогрессировало, на месте мне не сиделось. Казалось, что машина едет недостаточно быстро, да и вообще, налицо были явные признаки нервозности, тем более неприятные, что объяснить их причину я не могла.
Когда же мы наконец подъехали к гостинице, все мои худшие опасения воплотились в настоящий кошмар: возле площади столпились машины, пожарные и милиция, собралась толпа граждан, изнывающих от любопытства, проезд был закрыт и нам предложили свернуть в переулок.
– Пожар, что ли, – высказал догадку водитель, я расплатилась с ним и присоединилась к толпе.
Новость, прямо скажем, меня ошарашила: произошел взрыв, и не где-нибудь, а в нашей штаб-квартире. Матерно ругаясь, я выбралась с площади, потому что с того места, где стояла, увидеть здание гостиницы было невозможно, ее загораживало соседнее пятиэтажное здание. В здешних улицах я неплохо ориентировалась и, поставив себе цель пробраться к гостинице, вскоре преуспела, но настроения это не улучшило.
Зрелище, представшее моим глазам, вызывало тоску и отчаяние. Дом был охвачен пламенем, с десяток пожарных машин вели с ним борьбу, но сразу становилось ясно, за кем будет победа в этой битве. Если от бывшего особняка что-то и останется, то это что-то вряд ли подлежит реставрации.
Я сидела на крыше гаража в соседнем дворе и пыталась прийти в себя. То, что какой-то придурок подпалил нашу штаб-квартиру, не укладывалось в голове. Конечно, у нас борьба не на жизнь, а на смерть, но это все-таки слишком.
Огонь стал потихоньку отступать, не под напором пожарных, а потому что гореть уже было нечему. Между тем к пожарным и милицейским машинам присоединились другие: прежде всего “Мерседес” Деда, затем появился Лялин… Народ начал потихоньку собираться, вскоре у меня зазвонил сотовый, поразмышляв, я решила, что общаться ни с кем не готова, и звонок проигнорировала. Однако Деду ничего не стоило послать кого-то за мной, так что следовало возвращаться.
Я спустилась с крыши, в последний раз взглянула на пожарище и, вздохнув, направилась переулком в сторону площади, с намерением поймать такси и поскорее оказаться дома.
Я уже была примерно на полпути до дома, когда услышала тихий свист, оглянулась, и тут мне на голову что-то обрушилось. Я бы подумала, что небеса, если бы не знала точно: им до нас – как мне до прошлогоднего снега. В общем, оставалось лишь гадать, что это, но на догадки времени уже не было, потому что я тут же отключилась.
Когда
Однако глаза я уже открыла, а коли пришла в себя, следовало попытаться понять, что же происходит. Первые впечатления меня не порадовали: я сижу на грязном полу, привалившись спиной к холодной стене, помещение большое, с низким сводом. Похоже на подвал.
Слева вроде бы окно. Да, точно, узкое окошко без стекла. Руки и ноги у меня не связаны, но толку от этого немного, раз я с трудом могу шевелить ими, головная боль нестерпимая, оптимизм равен нулю.
– Господи, – вздохнула я, желая услышать собственный голос, услышала, но не приободрилась, потому что звучал он весьма жалко, а я по-прежнему не понимала, что происходит.
Однако последствия тяжкого вздоха все же были: от противоположной стены отделилась тень, раздались шаги, я почувствовала присутствие человека рядом, но радоваться не спешила. Чиркнула зажигалка, я прищурилась и в трех шагах от себя обнаружила Лукьянова.
– Ты жив? – брякнула я, хотя могла бы выразиться как-то иначе, но в тот момент мне было не до этого, неожиданное появление моего нежного друга среди живых произвело впечатление, потому что я-то была уверена: мы лишились его вместе со штаб-квартирой, гостиницей и девушкой-шатенкой. Для меня потеря небольшая, но я все равно порадовалась, что он жив-здоров. Но тут же выяснилось, что я поторопилась. Радоваться, я имею в виду.
– Как видишь, – усмехнулся Лукьянов и добавил:
– Представляю, как ты расстроена.
– С чего это вдруг? – возразила я.
– А вот это я и хочу узнать. Тон, которым это было сказано, мне не понравился, еще больше мне не понравился подвал и его явная оторванность от внешнего мира.
– Я хочу пить, – сообщила я, чтоб завести светский разговор.
– Придется потерпеть.
– Я по натуре нетерпеливая. Может, мы выберемся отсюда и поболтаем в другом месте, к примеру, в моей квартире? У меня есть коньяк, выпили бы за твое чудесное спасение.
– Это не к спеху. Сейчас мне бы хотелось услышать твою версию происходящего.
– Ну… – Я коснулась ладонью затылка и глухо простонала. – Это ты меня? – Он не соизволил ответить, но и так было ясно. – Господи, как башка-то болит… Ладно. Моя версия такая: конкуренты спятили и подложили в нашу штаб-квартиру бомбу. Ведь это была бомба?
– Ага. И взорвалась в гостинице как раз на втором этаже.
– Как же ты остался жив? – удивилась я.
– Пошел прогуляться. Меня насторожил тот факт, что ты пару часов где-то болталась. А еще сумка… Ты ее вроде бы забыла, а днем за ней заезжала. Мне об этом рассказала дежурная. И я, воспользовавшись черным ходом, прогулялся в переулок. Ровно через двадцать минут после этого второй этаж поднялся к небесам. Все было рассчитано правильно, ты видела, как я вошел в гостиницу, ты знала, что я не собираюсь ее покидать…