Все в твоих руках
Шрифт:
Хайруло не поехал прямо, а свернул на развилке направо в сторону перевала Шахристан. Дорога нырнула вниз, к Зеравшану, перекинулась мостом на другой берег, затем резко устремилась вверх, врезаясь серпантинами в Туркестанский хребет.
Вокруг унылый пейзаж: сухой, лишенный растительности, изрезанный высохшими промоинами склон, растекшиеся веерами щебнистые осыпи, песок и глина…
Натужно гудел двигатель. Поворотам, казалось, не будет конца.
В кузове молчали. Сева шмыгал носом, вытирал набегающие слезы. Михаил угрюмо сопел, буравил взглядом пол. Каждый понимал — вступи они в схватку с мертвяком, итогом явились бы лишь дополнительные жертвы. Только, сознавать рассудком — одно, а вот как примириться
— У нас не было иного выхода. Погибнуть за зря — глупо. А главное, мы должны остановить их!
— Кого? — не понял Сева.
— Прежде всего, этого… мертвяка. Как, пока не знаю. Моя магия бессильна против него… Но, если не сделаем мы — никто не сделает! Только, это не главное… Тот, кто его послал — вот кто нам нужен! Вот наш самый страшный враг.
Машина достигла перевала. Жалобный вой мотора, тянувшего грузовик на первой передаче, сменился бодрым рычанием. Начался относительно пологий, без резких поворотов, спуск. Пейзаж вокруг разительно переменился. В противоположность южному, северный склон хребта был покрыт зарослями арчи — высокогорного можжевельника. Такие леса, читал где-то Всеволод, росли в горах Таджикистана повсюду, но к концу двадцатого столетия их почти не осталось: вырублены, пущены на дрова.
Их «вездеход» катил и катил, без остановок. Пролетали мимо холмы и овраги, поля, сады и виноградники, поселки и кишлаки. Это была плотно заселенная местность — ни клочка неиспользуемой земли. Любое, мало-мальски ровное пространство занято: если ничего не было построено, то обязательно что-то росло.
Лимузин, а может автобус «Вольво» или «Мерседес», — таким виделся со стороны задрипанный «Газ-66», — повсеместно вызывал восторг и удивление. Люди на обочинах и водители встречных машин не скрывали чувств: ахали, указывали пальцами, кричали что-то. Гаишники на постах пропускали иностранный чудо-автомобиль, вытягиваясь по стойке смирно, только что честь не отдавали. Номера, как объяснил Севе Хайруло, у их «лимузина» были правительственные. Проехали городок Ура-Тюбе, расположенный, как полагают, на месте Кирополя, построенного Киром Великим и разрушенного еще более великим Александром Македонским, затем Ленинабад, вновь обретший, в духе времени, историческое имя — Худжанд.
Сева равнодушно взирал на азиатские пейзажи. Больше всего на свете ему хотелось оказаться дома в Соловейске (город, отстоящий за тысячи километров отсюда, сейчас представлялся родным). Не нужна ему эта богом клятая Азия! Это сумасшедшее солнце, палящее, несмотря на конец августа, так, что трескается земля. Эти царящие повсюду, где собирается больше трех человек, шум и гам, трубный рев ишаков, истошные вопли репродукторов, дым от бесчисленных жаровен и очагов, дорожная пыль, вонь гниющих отбросов и пряные запахи стихийных базарчиков.
— Что-то непохоже, что у них война идет, — проворчал Сева.
— А ты думал, раз война, то всякая жизнь должна прекратиться, так что ли? Нет, мой дорогой, война войной, а люди — всегда одинаковые, — наставительно произнес Михаил. — Кроме того, ты забыл, Вадим рассказывал, здесь воюют, в основном на юге, близ границы с Афганистаном.
— Это понятно. Непонятно другое. Народ здесь… двуличный. Со стороны посмотришь, бедные, вроде. Чаем, да лепешками пробавляются. Живут в сараях, каких-то. А, как денежная реформа, выбрасывают, я слышал, деньги мешками!
— Как ты можешь судить? — искренне удивился Михаил. — Мы здесь второй день всего. Ты говорил, что раньше никогда в Азии не был!
— Не знаю, — смутился, от чего-то, Сева. — Не был. Но все, как будто, знакомое… Дежавю, прямо!
Михаил внимательно посмотрел в глаза младшему товарищу. Помолчал. Потер, в задумчивости, подбородок.
— Ты же не посвящен… Но, что-то есть в тебе… такое. Только не пойму — что.
Сева тоже задумался. Откуда взялась эта ложная память? В реинкарнацию он не верил, «свидетельства» личностей, якобы вспоминающих случаи из своих прошлых жизней, считал досужим вымыслом: уж если отбросил копыта, то насовсем. И все-таки…
— Ладно, Сева. Не забивай себе голову. Сейчас не время. Домой приедем, разберемся.
Михаил, оказывается, тоже воспринимал путь в Соловейск, как возвращение домой. Воистину, любому человеку требуется дом — место, куда можно вернуться.
2
«Газ-66» остановился в хвосте машин, выстроившихся перед шлагбаумом КПП. Еще каких-нибудь два года назад подобное могло показаться нелепостью. Государственная граница! Здесь! Чья-то злая шутка?! Водители до сих пор не могли поверить, что на дороге, где никогда не было никаких заграждений, а только бетонная стела с надписью: «Добро пожаловать в Узбекистан», появился полосатый шлагбаум и сердитые дяди в пограничной форме.
Опершись о заградительный барьер, стоял боец в каске и бронежилете, придерживая обеими руками «калаш» с укороченным стволом, стараясь всем своим видом показать: здесь не шутят. Остальные пограничники выглядели менее воинственно: в неотглаженных брюках, с солидными животами, выпирающими из-под форменных рубашек, с толстыми лоснящимися физиономиями. Движения стражей границы были неторопливы, даже ленивы, создающие контраст с постоянно бегающими маленькими цепкими глазками «церберов».
«ГАЗ» стоял в общей очереди. Сева догадывался: их машина выглядит теперь не как правительственный лимузин или «навороченный» автобус европейского производства, что было бы бесполезно — узбекским пограничникам таджикское начальство не указ! Необычный автомобиль неизбежно привлек бы внимание вояк, и только.
«Власть развращает». Сей известный тезис здесь, в самом сердце Азии, нашел полное подтверждение. И даже напрашивалось дополнение: «Чем незначительнее лицо, наделенное властью, чем меньше ее у него, тем наглее и беспринципнее ведет оно себя, когда чувствует безнаказанность». Деятельность «стражников» была направлена, по всей видимости, не на защиту границы от посягательств, а лишь на взимание дани с бесправных водителей и их пассажиров.
Шофер Хайруло протянул через окошко паспорт подошедшему пограничнику. Тот взял, развернул, посопел, скривился. На лице доблестного вояки читалось недовольство: чего, мол, прешься к нам, в Узбекистан, сидел бы уж в своей паршивой стране. Но, долистав до нужного места, куда шофер предусмотрительно вложил зеленую купюру с портретом человека в парике, страж границы подобрел. Ловким движением фокусника он сгреб волшебную бумажку и сунул в бездонный карман. Его товарищ, тем временем, проверил кузов машины. То, что увидел при этом Сева, надолго ему запомнилось. И, каждый раз вспоминая, Сева потом улыбался. Пограничник превратился в собаку, которая внимательно все обнюхала и, подойдя к людям, протянула умильную мордочку за подачкой. Михаил достал из кармана кусок лепешки, отдал псу. Тот радостно завилял хвостом, схватил зубами подношение, с жадностью тут же съел и удалился, благодарно помахивая лохматым хвостиком…
Что это было: морок? И если да, то для погранца или для Севы? Чтобы не разрушать сказку, у Егорыча об этом он не спросил.
Машины давно уж и след простыл, а «стражник» все сидел и пересчитывал полученную «дань». Ведь была еще десятидолларовая купюра! Куда делась?!! И откуда тут сложенный вдвое кленовый лист? Зачем он здесь — вон!
И лист, подхваченный ветром, полетел над пыльным асфальтом в сторону Таджикистана.
3