Все возможно, детка
Шрифт:
Давненько, да пожалуй, никогда в жизни я не слышал такой законченной чуши, произносимой при этом всерьез и с таким самомнением. Давненько — по крайней мере с последнего совещания редакторов Би-би-си, посвященного стратегическому планированию вещания (объявленная тема совещания звучала так: «На пороге будущего: в поясках выхода»).
И все-таки я молодец, что заглянул туда, в студию. Услышанное и увиденное лишь укрепило меня в решимости бросить все силы на написание сценария. Не могу же я провести остаток своей карьеры, делая вид, что смеюсь над похабными шуточками Чарли Стоуна. Ну не могу! Написанный и принятый к производству сценарий — это мой пропуск на выход отсюда. Люси меня поймет, я уверен, что поймет.
Впрочем, это не значит, что я возьму да и признаюсь ей во всем прямо сейчас.
Дорогая Пенни.
Мы с Сэмом ходили сегодня к моему консультанту, доктору Джеймсу. Хотя вроде бы ею зовут просто мистер Джеймс. Я вообще не понимаю, почему у медицинских светил все не по-людски. По моим наблюдениям, чем более высокое положение занимает человек в своей области, тем меньше у него всяких титулов и званий. Впрочем, может быть, в этом есть свой скрытый смысл: пусть хотя бы
Что же касается главного дела, то у нас хорошие новости: у меня не нашли никакой патологии. У меня нет эндометриоза — уже гора с плеч. Кроме того, нет спаек в брюшной полости, и к тому же совершенно ясно, что недавно у меня была овуляция.
— Это, между прочим, не просто хорошая, а потрясающая новость, — сообщил мистер Джеймс в свойственной ему очаровательно грубоватой манере. — Ведь вы понимаете: как без яиц не сделаешь омлета, так и без яйцеклеток не сделаешь ребеночка.
У меня также отсутствуют фибромы в стенке матки и, насколько может судить мистерДжеймс, какие-либо врожденные патологии матки («Впрочем, на этот счет никто не может дать стопроцентной гарантии»). У меня также нет ни одной кисты — слава богу, а то от одной мысли об этом мне делается дурно; никаких заболеваний в брюшной полости также не нашлось. По правде говоря, я была поражена, когда мне огласили целый каталог всякой гадости, из-за которой я могла бы навек распрощаться с мечтой завести ребенка.
Еще нам показали несколько фотографий, сделанных у меня внутри, причем мистер Джеймс описал эти снимки как «прекрасные», хотя на наш с Сэмом взгляд это просто какое-то непотребство. Сплошь желтые, красные и фиолетовые пятна. Ни дать ни взять — стоп-кадры из фильма ужасов. Да и вообще странное это ощущение — рассматривать фотографии собственных внутренностей. Еще более странно видеть человека, который приходит от них в восторг.
— Очаровательно, — заявил мистер Джеймс. — Просто очаровательно. Какой у вас прелестный тонкий кишечник. Просто загляденье. А толстая кишка? Красота, да и только. Нет, вы только посмотрите на это оранжевое пятно. Шикарная, просто шикарная толстая кишка. Я полагаю, что с пищеварением у вас должен быть полный порядок. Отличный снимок. Вы только не волнуйтесь насчет того, что он получился оранжевый. На самом деле толстый кишечник, конечно, не оранжевого цвета, но на фотографиях он почему-то всегда получается оранжевым.
После того, как мы все дружно выразили восхищение моей пищеварительной системой, мистер Джеймс перешел к главному:
— Ну так вот: как я уже говорил, все это очень и очень обнадеживающе. Никакой патологии мы не обнаружили.
Значит, все в порядке. Замечательно. Просто великолепно. Лучше не придумаешь. За исключением, конечно, одной малюсенькой детали. Я до сих пор не могу забеременеть! Вот только боюсь, по этому поводу мистеру Джеймсу сказать нечего. Мы с Сэмом обречены нести на своих плечах проклятие того, что на врачебном языке называется «бесплодием неясной этиологии» или, выражаясь сугубо научной терминологией: «Ну ни хрена мы не знаем, почему эта долбаная беременность не наступает».
— Очень, очень типичная ситуация, — сказал мистер Джеймс. — Весьма типичная… то есть, я имею в виду, среди тех, кто не может иметь детей. Вот так-то.
Ну и что дальше?
Как что? Да ничего особенного. Приниматься за искусственное оплодотворение. Мистер Джеймс, правда, сказал, что нам есть смысл еще немного подождать, что мы еще сравнительно молоды, и что нам, возможно, пока что просто не везло. Вполне может случиться, что все произойдет ес тественным путем. Кроме того, мистер Джеймс рассказал нам, что в его практике имеется далеко не один случай, когда бесплодные женщины беременели вскоре после проведения лапароскопии. Отчего такое происходит, никто толком не знает. Образно это можно описать как «прочистку» маточных труб, которые после такого грубого вмешательства начинают работать с удвоенной энергией. Однако, по словам мистера Джеймса, хуже не будет, если мы начнем подготовку к медицинскому вмешательству в процесс обзаведения потомством.
Облом. По правде говоря, я всегда надеялась, что без этого все-таки удастся обойтись. Как знать, может, мне было бы легче, если бы врач сказал: «Да вы посмотрите на свои снимки! Хуже я еще в жизни не видел. Какие там яйцеклетки. Какие там маточные трубы. У вас нет ни единого шанса. Забудьте об этом раз и навсегда». Да, услышать такое, возможно, было и легче, но все равно невыносимо. Даже не знаю, что бы я сделала, если б он сказал мне такое. Честное слово, не знаю.
Дорогой Сэм.
Съездили сегодня к нашему консультанту и выслушали его мнение по поводу результатов лапароскопии Люси. Есть хорошие новости и плохие. Никакой патологии не обнаружено — это хорошо; с другой стороны, они не обнаружили ничего такого, что можно было бы «вылечить» — это, значит, новость плохая. Перед бедняжкой Люси всерьез замаячила перспектива искусственного оплодотворения. Она от этого, разумеется, просто в ужасе. Откровенно говоря, и я не в восторге от этой идеи. Нет, конечно, с одной стороны, это означает, что я получу из первых рук столь необходимый для написания моего сценария опыт, но это к нашему личному с Люси делу абсолютно не относится. Я бы хотел прояснить этот момент прямо сейчас, чтобы потом, в будущем, когда я стану большой голливудской шишкой, я мог спокойно оглянуться назад и не стесняться своих поступков и мотивов, которыми я руководствовался на данном этапе своей жизни. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что тайно эксплуатирую несчастье Люси (да и мое собственное тоже) ради нашего общего будущего блага, но если бы потребовалось, я без колебаний бросил бы это. Сценарий не сценарий, кино не кино, но если б я мог сделать хоть что-то для того, чтобы Люси забеременела, я бы это сделал. Все что угодно. Честное слово. Но похоже, я ничем не могу ей помочь, за исключением того, что буду продолжать спать с ней всегда, когда она от меня этого потребует, и приму посильное участие в мероприятиях по искусственному оплодотворению. Если, конечно, до этого дойдет.
Я абсолютно честен перед собой. Очень хорошо, что все эти рассуждения я сейчас записал прямо по горячим следам. Мой сценарий и вся моя будущая карьера — ничто по сравнению с мечтой Люси иметь
Кстати, с темой искусственного оплодотворения нужно будет ознакомиться вне зависимости от того, потребуются мне эти сведения на практике или нет.
Дорогая Пенни.
Несмотря на то, что мы уже вышли на финишную прямую на пути к искусственному оплодотворению, я решила, что в этом месяце мы с Сэмом будем заниматься любовью каждый день в расчете на то, что лапароскопическая теория «прочистки труб» окажется верной и даст результат. Начали мы это дело, не откладывая, — прямо вчера вечером. А теперь я вынуждена сделать чудовищное признание. В самый разгар этою дела я вдруг поймала себя на том, что думаю о Карле Фиппсе. Я, конечно, постаралась сразу же прогнать эти мысли, но боюсь, что мое подсознание было гораздо честнее сознания. Не могу не признаться, что думаю о Карле довольно часто.
Нет, Сэма я, конечно, люблю, и люблю только его. Но это другое дело.
Дорогой Сэм.
Люси решила, что курс подготовки к искусственному оплодотворению мы начнем после следующих месячных (это если за это время мы не добьемся успеха естественным путем, то есть, если свежепрочшценные трубы не заработают с новой силой). Наш семейный врач доктор Купер уже направил заявление в клинику Спаннерфилд: говорят, что тамошние специалисты — большие доки по части искусственного оплодотворения. Нам обещана первая консультация в самое ближайшее время.
Сегодня у нас в Доме радио было большое совещание. Мне только этого не хватало. По правде говоря, я даже рассердился: в конце концов, мне нужно писать сценарий, и меньше всего я хочу, чтобы меня беспокоили по каким-то делам, связанным с моей нынешней работой. Кстати, Би- би-си уже вполне официально приняло мой сценарий к производству, чему я страшно рад. Впервые с тех далеких времен, когда я писал скетчи для радио (тогда я был молодым и дерзким), меня признали профессиональным работником пера. Деньги мне предложены очень даже неплохие, особенно учитывая, что это мой сценарный дебют. Сорок тысяч фунтов, выплачиваемые, правда, поэтапно. Последняя часть суммы причитается по окончании основного съемочного периода, так что за первый черновой вариант сценария мне пока полагается только десять тысяч. Кстати, для ведения переговоров я пригласил Эйдена Фьюмета. Надо сказать, что теперь, когда он выступает на моей стороне, он стал нравиться мне гораздо больше. Сам я на переговоры не пошел. Джордж и Тревор еще не уверены, что Найджел созрел для того, чтобы узнать потрясающую новость: блестящий сценарист, найденный его подчиненными, есть не кто иной, как презираемый и вышвырнутый им с любимой работы Сэм Белл. Найджел скорее всего представляет себе меня в виде какого-нибудь панка с ирокезом на башке, поскольку обычно Эйден Фьюмет представляет интересы самых модных и продвинутых людей.
Тем не менее, как я уже говорил, теперь я числюсь профессиональным писателем, фильм по сценарной заявке которого запущен в производство на Би-би-си. Это, я вам скажу, просто потрясающе. Единственное, что меня огорчает на данный момент, — необходимость по-прежнему ходить на работу на радио, чтобы, во-первых, не вызывать подозрений Люси, а во-вторых — само собой, ради денег. На десять тысяч, которые выплатят на первых пэрах за сценарий, полгода мы с Люси не протянем — даже если прибавить к ним те гроши, что получает Люси в своем агентстве.
В общем, сегодня с утра пораньше, после того как мы с Люси быстренько, минуты за три управились с интимными нежностями («Ты обо мне не беспокойся, сделай все, как тебе удобнее», — пробормотала она сквозь сон), я оставил ее лежащей на кровати и пытающейся съесть тост, в то время как под пятую точку у нее были подсунуты три подушки, а ноги задраны на стену; а сам поспешил на совещание. Любят на радио устраивать такие мероприятия ни свет ни заря, мотивируя это тем, что радио само по себе является скорее утренним и дневным средством массовой информации — в отличие от вечернего телевидения.
Совещание представляло собой восхитительный образец переливания из пустого в порожнее. Официально оно было названо семинаром, проводимым в рамках Директивы генерального директора по региональной диверсификации (ДГДРД). Сегодняшнее конкретное заседание носило пышное наименование «Торжество лоскутов». Почему именно оно называлось «Торжество лоскутов», я понятия не имею. В лифте кто- то из сотрудников предположил, что карта Британии напоминает лоскутное одеяло, состоящее из тех самых регионально диверсифицированных территорий. С таким же успехом я могу предположить, что ЛОСКУТ — это аббревиатура такого словосочетания, как Линейный Общественный Совет по Как бы Учебным Тренингам. Впрочем, не настаиваю на том, что мое толкование является единственно верным. О таких вещах нас, рядовых сотрудников, обычно не информируют. Не удивлюсь, если окажется, что с точки зрения руководства это вообще не нашего ума дело.
Председательствовал на совещании директор молодежной редакции радио Би-би-си, которого зовут Том. Мы с этим Томом уже встречались. Он как-то вызвал меня к себе, чтобы в личной беседе с новым редактором подчеркнуть: он не имеет ничего против того, чтобы в программах, выпускаемых его редакцией, фигурировали шутки на тему наркотиков и даже анального секса. Другими словами, он всецело одобрил любой «круто замешанный» материал с одним условием: в эфир эта похабень должна выходить после девяти вечера и ни в коем случае не эксплуатировать тему каких бы то ни было меньшинств. Ни одно крошечное меньшинство не должно почувствовать себя оскорбленным, услышав наши хохмы.
Впрочем, на этот раз Том начал с самых общих фраз.
— Всем привет. Добро пожаловать на очередное заседание продолжающейся серии семинаров по региональной диверсификации, проводимой согласно директиве генерального директора, «Торжество лоскута». Наша тема сегодня, как вам всем известно, — региональная диверсификация и молодежное вещание.
Мне, разумеется, это не было известно, но возмущаться по этому поводу я не стал. До сего дня все семинары, проводившиеся в рамках той самой Директивы генерального директора по региональной диверсификации, едва начавшись, тотчас же увязали в дебатах о том, почему все дебаты по региональной диверсификации проводятся только в Лондоне. Но на этот раз руководство решило проявить силу воли и сдвинуть обсуждение с мертвой точки.