Все впереди
Шрифт:
— Твоя мама упоминала об этом. Но продолжай, ты сказал, что теперь ты хорошо ее вспомнил. Как она выглядит?
— Высокая, стройная. Смуглая, как многие уэльсцы, с очень приятным лицом, милым лицом, и я просто вижу эти красивые глаза, карие, я думаю, большие и одухотворенные. Но она странно одевается.
— Что ты имеешь в виду?
— Длинные, легкие юбки, сапоги, крестьянские блузы, развевающиеся шарфы, длинные серьги и ниспадающие накидки.
Я услышала, как он смеется в темноте, весело продолжая:
— Оглядываясь назад, я думаю, что она была по виду чем-то средним между цыганкой, русской
— Да. И, по крайней мере, талантлива, как твоя мама сказала.
— Мэл?
— Да, любимый.
— Старайся быть доброжелательной по отношению к Гвенни. Я знаю, ты раздражена тем, что папа не рассказал тебе свой секрет, но я уверен, что это только потому, что он не хотел тебя поставить в неловкое положение или расстроить. Мама права на этот счет.
— Я полагаю, что это так. И я вовсе не хочу быть недоброжелательной. Я рада, что у папы есть Гвенни. Я надеюсь, что скоро с ней познакомлюсь. В конце концов, папа может быть в Мехико в следующем году в течение целых шести месяцев. Поэтому я не сомневаюсь, что оттуда он будет приезжать в Нью-Йорк чаще.
— Собирается ли он принять приглашение Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе? Они ведь предлагали ему войти в состав экспедиции в Яксине.
— Возможно, и примет. Он интересуется цивилизацией майя очень давно, как ты прекрасно знаешь, и я думаю, он был бы рад уехать с Ближнего Востока. В последнем письме он писал, что там ему надоело.
— Не могу сказать, что осуждаю его за это.
— Я надеюсь, он поедет в Мехико. Надеюсь также, что он женится на Гвенни, и они будут проводить с нами много времени. Было бы хорошо для близнецов получше узнать своего деда, и я думаю, что Гвенни ничего не будет иметь против этого. Из рассказов твоей матери у меня создалось впечатление, что она очень забавна. Послушай, Эндрю, папа, возможно, приедет на рождественские каникулы в Йоркшир. В любом случае, Диана сказала, что она позвонит Гвенни и пригласит их. Это будет замечательно! Как ты думаешь?
Эндрю не ответил, и я поняла, что он заснул. Он дышал ровно, но глубоко, и это меня вовсе не удивило, потому что он был так утомлен. Чудом было то, что он не заснул за ужином.
Я лежала рядом с ним в темноте, думая об отце и Гвенни, надеясь, что они будут счастливы. В одном я была уверена в этом ненадежном мире, это в том, что моя мать счастлива с Дэвидом Нелсоном.
Вначале у меня сложилось о нем неправильное впечатление. Может быть, благодаря тому, что он был юристом-криминалистом с положением и известностью, он всегда казался слишком ловким, слишком крутым и поверхностным. Но каким замечательным человеком он оказался и ничуть не подтверждал мое первое впечатление! Любезный без льстивости, интеллектуал, не подчеркивающий своего превосходства, блестящий без рисовки человек. У него было хорошее чувство юмора, но, что самое главное, он был добр и сострадателен, наделен даром понимания других людей. Он обожал мою мать, а она обожала его, для меня этого было вполне достаточно.
Я заснула с улыбкой на лице, размышляя о том, как прекрасно, что моя мама начала совсем новую жизнь в возрасте шестидесяти одного года.
14
Йоркшир, ноябрь 1988
Эндрю работал над своими бумагами всю дорогу до Йоркшира.
Убаюканная теплом и движением автомобиля, я то и дело начинала дремать, когда мы ехали на север по шоссе. В какой-то момент я полностью проснулась, выпрямилась и посмотрела на часы. Было почти десять тридцать. Это меня удивило, и я сказала Эндрю:
— Мы уже едем больше трех с половиной часов. Мы ведь уже должны быть в Йоркшире, не правда ли?
— А мы уже приехали, котенок, — ответил он, взглянув на меня поверх папки, лежавшей у него на коленях, и слегка улыбаясь мне. — А ты спала большую часть пути. Во всяком случае, мы уже проехали Херрогейт некоторое время тому назад.
Я повернулась и взглянула в окно машины. Я увидела, что за окном ясное утро, безоблачное и солнечное, высоко раскинувшийся купол неба был бледно-голубым и белым над волнующимися долинами. И пока я продолжала смотреть в окно, думая о том, какой сегодня великолепный день, я внезапно испытала волнение от предчувствие чего-то хорошего, что нам принесет этот уик-энд с Дианой в ее красивом старом доме сразу на выезде из Вест-Тенфилда.
С тех пор как поженились, мы с Эндрю приезжаем в Англию хотя раз в году на каникулы, и ни разу не обошлось без поездки в Йоркшир. Поэтому вполне объяснима моя радость по поводу того, что мы приехали и на этот уик-энд. В течение десяти лет я полюбила это прекрасное, обширное графство, самое большое в Англии, с его буколическими зелеными долинами, обширными пустынными болотами, лесами, древними соборами и живописными руинами старых аббатств. Это был роскошный северный уголок, благословенный обширными пространствами плодородной пахотной земли и огромными промышленными богатствами. Йоркшир мог гордиться своими землями и старинными родовыми поместьями более, чем любое другое графство Британии. Я полюбила и научилась восхищаться его практичными и прочно стоящими на земле жителями, чей прагматизм, хладнокровие и гостеприимство вошли в легенду.
Венслидейл и долина Эре, по которой мы в данный момент ехали, были теми областями, которые я знала лучше других, потому что именно здесь был расположен дом предков Кесуиков. Дом принадлежал этой семье более четырехсот лет, и хотя Майкл и Диана поселились в Лондоне после свадьбы, которая последовала сразу после окончания университета, они проводили здесь почти каждый уик-энд с родителями Майкла и все большие праздники в течение года.
Эндрю родился в этом доме, так же как и почти все Кесуики, которые жили до него.
— Мама должна была обязательно родить меня в Йоркшире не только из-за традиции Кесуиков, но и из-за крикета, — как-то загадочно сказал мне Эндрю во время первого моего путешествия в Вест-Тенфилд, когда мы приехали в Англию на наш медовый месяц.
Я спросила у него, при чем тут крикет, он хмыкнул, но потом объяснил:
— Крикет — это йоркширская игра, Мэл. Мой отец и дед хотели, чтобы я родился в Йоркшире, потому что только человек, рожденный в пределах графства, мог играть в крикет за него. Они возлагали на меня большие надежды, надеясь и молясь, чтобы я смог вырасти вторым Леном Хаттоном или Фредди Труменом. Ты знаешь, отец и дед были помешаны на крикете.