Все женщины – химеры
Шрифт:
– А когда будешь рушить? Те гады смотрят…
– Можно бы рискнуть, – признался я, – все равно те на башнях, даже увидев, не поймут, чего мы под мостом лазим. Подумают, рыболовы.
– Тогда сейчас?
Я покачал головой.
– Дождемся ночи.
Он взглянул на темнеющее оранжево-багровое небо с зелеными сполохами у горизонта.
– Зачем ее ждать?.. Вон уже луна проступает…
– Что нам луна, – пробормотал я. – Лишь бы зеленая сама по себе не вылезла…
Он покачал головой.
– Боишься, что твои заклинания испортит?
– Ну да, – согласился я. – Кто знает, какие изменения во взрывчатке произойдут… Бери лопату, я для тебя захватил побольше. Как только стемнеет…
Часть третья
Глава 1
Фицрой красиво разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, придвинул ко мне ближе бурдюк с вином. В молчании ужинали, а в это время из-за леса поднялась в страшном фиолетовом небе огромная багровая луна, пугающе заняла треть неба, медленно и тяжело двинулась к зениту, а когда почти добралась, вдогонку выскочила еще одна, маленькая и сверкающе зеленая, похожая на драгоценный камень.
От нас пошли по две тени, обе зловеще-недобрые, пусть едва заметные, призрачные, но все же… все же не настолько пугающие, как в те первые дни, когда я был в каменоломне.
– У тебя что-то с луной? – спросил Фицрой. – Ладно, не говори, если не хочешь. Просто у многих чародеев с лунами тесные связи.
– Я не чародей, – возразил я тускло.
– Но ты чародеешь?
– Помаленьку, – согласился я. – Так, по необходимости.
Он хмыкнул:
– Ну да, конечно…
– Да ладно, – ответил я. – Я не чародей, сам видишь. По крайней мере, по натуре. Но когда что-то получается, я что, совсем дурак?.. Ты давай ешь, сейчас пойдем копать.
– Еще и копать?
– Это моя новая придумка, – сказал я гордо. – Я не трус, просто я демократ, потому осторожный и боязливый. Трусливый даже, но это показатель высокого развития и недюжинного ума. История показывает, что прогресс двигает человека отважного к человеку трусливому. И чем цивилизация выше, чем человек трусливее. На высоком уровне своей тени будет страшиться до свинячьего писка!
Он посмотрел на меня исподлобья.
– Что-то твои шуточки какие-то хреновые.
– Зато, – сказал я гордо, – мой недюжинный ум подсказывает, где тебе копать и как копать. Дабы!
Он вздохнул, но смолчал, только пробку выдернул из бурдюка несколько резче, чем обычно, и пил тоже дольше, не отрываясь.
Небо бездонное, страшноватое, но уже привычное, человек ко всему привыкает и приспосабливается, иначе бы мы не стали царями природы. Первая луна осталась на месте, так это выглядит в сравнении со второй, что пошла по небу не просто быстро, а помчалась, словно за нею гонится злой волк с широко распахнутой пастью.
Я поднялся, сунул Фицрою саперную лопатку с короткой ручкой.
– Твой боевой инструмент.
Он спросил опасливо:
– Да колдовства?
– Именно, – заверил я. – Правда, оборонительного. Мы, как гуманисты, никогда не нападаем, а только защищаемся. За исключением случаев, когда напасть нужно или почему-то хочется.
В том месте, где мост заканчивается и начинается дорога, я провел поперечную черту.
– Вот здесь и копай. На глубину… в две ладони.
– Хорошо, – ответил он в недоумении, – но что-то не слишком глубоко для ямы-ловушки. Таких мелких людей не бывает.
– Копай, – повторил я. – Увидишь потом, все станет ясно. А объяснять долго.
– Ладно, – пробормотал он, – как же люблю эти колдовские штучки… Все у вас так таинственно, поубивал бы…
Понаблюдав, как у него идет дело, я как можно более скрытно пробрался на мост, используя время, когда тучи закрывают первую луну, а вторая уже убежала, заложил фугасные гранаты, так же тихо выбрался обратно.
Фицрой за это время прорыл указанные три полоски на расстоянии десяти шагов одна от другой, я поставил на равное расстояние оборонительные гранаты, у них разлет осколков вдесятеро больше, как и сама мощность взрыва, сам тщательно засыпал землей и заровнял, чуть ли метелочкой не поработал.
– Ну вот, готово, – сказал я.
– А на мосту?
– Я уже прицепил, – ответил я.
– Все заклятия?
– Да, – ответил я. – Вижу, ты тут уработался с этими ловушками для муравьев. А теперь поспим малость, я едва дышу…
Он охнул:
– Ты что? А если сейчас привезут Рундельштотта?
Я покачал головой.
– Они уже близко. И в безопасности. Какой им смысл ехать ночью? С ними наверняка большой отряд охраны из встречающих. Прибудут утром, увидишь.
Он пробормотал:
– Думаешь, мне поспать не хочется? Но если вдруг…
– Полоса поднимет тревогу, – сказал я.
– Громко? А то я сплю крепко.
– Услышим, – заверил я.
– Глаз не сомкну, – буркнул он.
Мы вернулись к стреноженным коням, он проверил путы на их ногах, лег под дерево и сразу же начал тихонько похрапывать. Я лег рядом, но сон не идет, странное раздражение еще не грызет, но уже покусывает внутренности, словно я интеллигент какой хренов и мучаюсь проблемой: тварь я дрожащая или право имею?
На самом деле, конечно же, я право имею и даже имею право, но, с другой стороны, если я на все имею, то как-то вот лежать не совсем, а если не лежать, то это действовать, к чему я не привык, не приучен, а все как раз напротив, вся цивилизация отучала меня что-то делать по своей воле.
И вот сейчас я лежу под деревом, вроде бы по своей воле, но не уверен, что по своей. Хотя да, законы мною теперь не рулят, а если что-то и оказывает влияние, то это принципы, взгляды… еще что-то такое, чего не возьмется объяснить ни один адвокат.