Все женщины – химеры
Шрифт:
Фицрой крикнул:
– А теперь держитесь за мной!..
– Что случилось? – спросил я. – Что за дворцовый переворот?
Он объяснил на ходу:
– Попытаемся сбить их со следа.
Впереди широкий ручей, Фицрой не стал объяснять что и к чему, что чародеи понимают, остановил коня на середине ручья, повернул и погнал вниз по течению, стараясь направлять так, чтобы копыта ступали только по песчаному дну, где быстрая вода сразу же с удовольствием замывает следы.
Мы с Рундельштоттом, как более умные и потому менее приспособленные для лесной жизни, послушно следовали за ним, держа в виду толстый зад его коня, а он так вел нас с четверть часа, а потом на покрытой галькой отмели резко повернул и вломился в нависающие над водой кусты.
Так по лесу двигались с полчаса, потом наткнулись на звериную тропу, передвигаться стало немного легче.
Фицрой все чаще поглядывал на Рундельштотта, наконец сказал решительно:
– Вы как хотите, а я устал и хочу есть!.. Небольшой привал. И кони малость отдохнут.
Рундельштотт смолчал, а я ответил за обоих умных:
– Тебе виднее, Фицрой. Привал так привал. У меня тоже, кстати, желудок квакает как-то обиженно.
– Странный он у тебя, – ответил Фицрой с неодобрением. – Наверное, каждый день жрать приучен?
– Дикий еще, – согласился я.
– Ничего, – сказал он с намеком, – все еще впереди.
Не слушая моих жалких оправданий, быстро отыскал место под раскидистым деревом, и в то же время в низине, так что заметить нас издали невозможно, соскочил с коня и молниеносно спутал ему передние ноги.
Я в свою очередь помог Рундельштотту покинуть седло, старик все-таки здорово устал, не забыть дать еще таблетку алертина. Сейчас это важно, а отоспится и восстановит силы потом, все потом, хотя это «потом» у всех у нас часто так и не наступает.
Рундельштотт позволил усадить себя у подножия толстого дерева, лицо посерело от усталости, а под глазами повисли темные мешки.
Я кивнул в сторону бодрого Фицроя.
– Он все сделает, не беспокойтесь.
Он ответил слабым голосом:
– Да-да, вижу… Спасибо, что спас.
Я ответил с неловкостью:
– Разве это был не мой долг?
Он коротко взглянул на меня из-под нависающих кустистых бровей.
– Я жил долго, в самом деле долго… и повидал людей. Ты из тех, кого ведет не долг…
– Мастер, – сказал я шокированно, – а что еще? Мужчин ведет долг! Мы люди долга.
– Тебя ведет не долг, – повторил он. – И меня постарался вырвать из рук людей Антриаса совсем не потому, что жаждал спасти именно меня.
– А… что?
– Ты спасал государство, – ответил он тихо. – Король Антриас почему-то решил, что могу как-то помешать ему вторгнуться в королевство Нижних Долин. И потому он постарался меня выкрасть, чтобы Нижние Долины ослабить, а свое могущество укрепить…
Я пробормотал:
– Понимаю ход ваших мыслей.
– Вот-вот, – шепнул он. – И хотя я для обороны королевства пустое место, но Антриас этого не знает. И теперь он даже если и начнет вторжение, то намного осторожнее…
Фицрой быстро-быстро собрал сухих веток и начал разжигать костер.
Я поглядывал в его сторону и, опасаясь, что услышит, сказал еще тише:
– Мастер… наверное, правильнее было бы поступать именно так, как вы сказали… это мудро, но я пока еще молод и достаточно глуп, потому иногда по-дурацки следую и велениям чувств… да-да, недостойных мыслящего человека, потому что чувства от животных, а мы, люди, должны руководствоваться умом… Я это уже понимаю, дорос, но в этот раз, похоже, мне в самом деле было насрать на королевство, я бросился спасать именно вас, мастер Рундельштотт.
Он посмотрел искоса и с недоверием, подумал, буркнул:
– Ну, если так, то спасибо… Хотя больше так не делай, живи только умом, иначе чародеем не станешь.
Я ответил невесело:
– Знаю королевство, где живут умом, но как-то тоскливо живут… Хотя все есть. Если жить умом, то быстро получаешь все, но радость, она не от ума, верно?
Он тяжело вздохнул:
– У меня нет ответа. Но раз уж нельзя идти по двум дорогам, то все же лучше выбрать ту, что ведет в сторону ума и знаний.
Фицрой крикнул весело:
– Готово!.. Мясо подогрел, прошу к столу. Хлеб тоже подогрел и даже слегка поджарил, так что мы короли!
Рундельштотт поднялся, поморщился, разгибая спину.
– Да, это вот простые человеческие радости. А простыми называются потому, что любое животное их поймет… Поесть всласть, полежать…
Фицрой услышал, крикнул:
– А вот полежать не обещаю! Перекусим, потом в седла.
Хлеб он в самом деле не просто подогрел, но весьма искусно поджарил, так что с обеих сторон корочка, а внутри горячая мягкость.
Рундельштотт потер ладони, я с почтением подал ему ломоть обжигающего ладони хлеба с куском разогретого мяса, сам сглотнул голодную слюну, оказывается, что бы и какое бы ни случалось, а желудку плевать на высокие государственные интересы, он все равно жрать хочет.
Глава 4
Рундельштотт не ел, а именно кушал, медленно и степенно, мудрые люди не могут позволить себе суеты, поглядывал с доброжелательной улыбкой на Фицроя, в то время как на меня бросал взгляды, которые я назвал бы обеспокоенными.
– Догадываюсь, – произнес он наконец подчеркнуто нейтрально, – что держит тебя здесь. В Санпринге.
– Что? – спросил я.
– Если столичные удовольствия, – сказал он тихо, – значат для тебя немного… хотя, конечно, значат, ты же молод, но уже умеешь их обуздывать, то тогда…
Он умолк, подбирая слова. Мое сердце застучало чаще, я спросил тоже тихонько:
– Тогда что?
– Зеркало Древних, – произнес он.
Фицрой услышал, но эти разговоры неинтересны, собрал крохи хлеба со скатерки и отправил в рот, а потом поднялся и пошел к лошадям.