Все. что могли
Шрифт:
Гауптман, когда Портнов расшифровал телеграмму, поначалу сидел в тяжкой задумчивости, видимо, переваривал, прикидывал, что все это сулит ему лично, наконец заторопился. По хуторам и селам помчались нарочные. К вечеру заявился пан Затуляк с тройкой рослых, откормленных телохранителей.
Почти до утра в хате Богайца светились окна. Заседал «военный совет».
Янцен наблюдал, как спозаранку зашевелился бандитский муравейник. Приехали несколько подвод, с них снимали пулеметы, ящики
Портнов заскочил к Янцену справиться, нет ли новых известий.
— Я гауптману о немецкой школе рассказал, — коротко бросил он, оглядываясь, не подслушал бы кто. — Ну, где разведке учился. Оказывается, Богаец там бывал. Думаю, теперь верит нам.
Скоро нахлынуло много народу, в хату к Янцену ввалилось до десятка человек. Гремели оружием, переговаривались, пили, жевали. Янцен закричал на них — мешают работать.
— Тю — нимець, — уставились на него. — Якого хрена тоби здесь надо? Ну, дай послухаю, шо балакають.
Парень схватил наушники, напялил, взлохматив давно нестриженую, нечесаную голову. Слушал с бесмысленным выражением на небритой роже и скоро стянул наушники.
— Тьфу, яка-то баба. По-нимецьки облаяла.
Янцен непонимающе глядел на него. Тот наседал:
— Ты, болван, шо там за баба? — он тыкал пальцем в ящик рации.
— Вер ист больван? — Янцен натянул наушники, заулыбался. — Как этто… шпрехен… А, дивча, — показал, будто работает ключом.
— Ты по-нашему мало-мало балакаешь?
— О, я, я, — закивал Янцен, ткнул себя в грудь. — Их бин… воеваль Москау, Сталинград.
— Дали тоби пинка пид задницю.
Парни хохотали, дымили самосадом.
— Герр майор Зандиц майн командир батальон, — Янцен вертел головой, якобы не понимая, чему смеялись эти люди.
— Чого крутишься, нимець? Пид сраку схлопотал. Драпаешь до Берлину, до своего фюрера?
Янцен вскочил, закричал сердито, что фюрер есть великий человек, он копит силы, русские еще заплачут, когда он применит новое оружие.
События нарастали. Пружина сжималась, оставалось немного времени, когда она должна была разжаться и сработать в обратную сторону. Чувствовалось, она уже дрожала от напряжения, звенела.
Рация снова зашлась в морзянке. Янцен знал, это «господин Шнайдер» сообщал о времени прилета самолета с десантом, слал последние указания: десанту взорвать железную дорогу. Самолет прибудет через час после наступления темноты, за два часа до рассвета снова должен подняться в воздух. Богайцу в ночь начать и завершить операцию.
Янцен выписывал колонки цифр, а спину продирал холодок. Словно в разведпоиске перед последним броском. Как все сложится и кто выйдет из него целым и невредимым?
Стемнело, его и Портнова вместе с Будько послали принимать самолет. По тому, что Будько то и дело оглядывался назад, поняли, Богаец сзади, но почему-то таится. Осторожничает, все еще не верит в подлинность
Хотя лес казался тихим, Янцен чутьем угадывал, как к намеченным рубежам по тропинкам стягивались люди. Со стороны границы донеслось глухое гудение моторов. Оно быстро нарастало, на поляне вспыхнули костры, из-за темных вершин деревьев выпорхнул самолет. Он заполнил вязким рокотом поляну, коротко прокатился и встал. В отблесках костров отчетливо виднелся крест на борту.
Будько подтолкнул Портнова и Янцена, сам, клацнув затвором автомата, стал сзади. Из открывшейся двери негромкий, но резкий голос спросил:
— Герр гауптман?
Портнов шагнул ближе, начав объяснять, что господин капитан занят, здесь его помощник. Можно выгружаться. Что-то недовольное прозвучало в ответ на ломаном русском. Тут к самолету кинулся Янцен, радостно воскликнул:
— Гутен абенд, обер-лейтенант. Их бин Янцен.
— Гутен абенд, — послышался ленивый ответ, и тот, кто был обер-лейтенантом, начал распоряжаться.
Из чрева самолета посыпались десантники в комбинезонах. Портнов побежал к кострам, крича, чтобы не заливали, а только растащили поленья и затушили их. Скоро, мол, вновь их зажигать. К самолету подогнали подводу, сгрузили два миномета, три пулемета, кучу автоматов, ящики с патронами. Янцен знал, все оружие немецкое, взятое в авиаполку. Оно подготовлено к бою так, что при первых же выстрелах поломаются бойки, заклинят затворы, мины останутся в стволах.
У авиаторов и в оперативном полку нашлись люди, владеющие немецким. С ними переговаривался Янцен, допытывался, не изменила ли ему радистка Луиза, пока он сидел в лесу. Обер-лейтенант захохотал, мол, Луизы хватит не только для него.
Янцена тронул за локоть Горошкин, и у парня отлегло от сердца. Все будет хорошо, если капитан здесь. Кажется, на всю жизнь вперед у него отложилось, что с Горошкиным не пропадешь.
Через пяток минут на поляне стихло. Самолет был укрыт маскировочной сетью — и в этом проявилась немецкая пунктуальность и предусмотрительность — при нем остался только экипаж и двое охранников. Старший десанта доложил Будько, что отправляется на железную дорогу, пусть господин Богаец слушает, как он поднимет ее в воздух.
Понятно, для Богайца заднего хода не было. Янцен так и сообщил в отряд в своей последней радиограмме, что курени Богайца и Затуляка, первый со стороны границы, второй от шоссе, изготовились к прыжку. Наверное, Богаец со злорадством ожидал, что он повторит июнь сорок первого, и через час городок содрогнется от грохота, потонет в огневом шквале.
Действительно, гауптман был уверен, сейчас от него не уйдут ни Ильин, ни его мадам, и они еще пожалеют, что судьба снова свела их. Командовать основными силами назначил Будько. Сам с резервом шел на расстоянии. Атакуют Будько и Затуляк. Он станет суд вершить.