Все. что могли
Шрифт:
— Что это значит?
Комбата опередил Горошкин, с прежней угрюмостью бросил:
— Небольшой розыгрыш. От холостого выстрела не умирают — копыта не отбрасывают. Руки чесались в гада пулю всадить.
— Увести их, — Стогов кивнул на пленных. — Содержать раздельно.
Он сумрачно поглядел вслед Горошкину. Нет, каков младший лейтенант, любимец Ильина? Стогов оказался в затруднении, не знал, как поступить с разведчиком.
— Младшой-то, парень находчивый. Орел. Мне бы такого, — восхищенно проговорил командир дивизиона. Взглянув в глаза Стогову, угадал его сомнения. — Товарищ полковник,
Стогов выдержал его взгляд, попросил:
— Можете связать меня с командующим армией?
— В два счета. Вчера провод протянули.
Извинившись перед командующим за обращение к нему через голову своего непосредственного начальства — время не терпит — Стогов доложил о ликвидации десанта.
— Хвалю пограничников, передайте бойцам и командирам мою благодарность за четкие действия, — ответил генерал. — С вашим начальством я вопрос улажу, одному делу служим.
Стогов попросил у него транспортный самолет для переброски оперативной группы за Волгу, пояснил, с какой целью. Командующий сказал:
— Это, брат, серьезная штука. Самолет будет. Передаю трубку моему авиатору, договоритесь о деталях. Возникнут сложности… за рекой, свяжитесь со мной. Желаю успеха.
20
Лишь на пятые сутки вернулся Ильин из-за Волги. С полевого аэродрома он отправился в штаб армии, где вместе с командующим его встретили начальник войск по охране тыла фронта и полковник Стогов.
— Значит, прищемил хвост шпионам, — командующий, высокий, молодцевато подтянутый генерал-лейтенант, с зачесанной набок волнистой темно-русой шевелюрой, был настроен весело, пожал руку Ильину. — Вижу, нелегко далась операция.
Комбат непроизвольно коснулся пальцами своих запавших, покрытых щетиной щек.
— Кому на войне легко? — дипломатично отозвался он.
— Верно, никому. Тяжелая работа — война. Кровавая, — генерал устремил затуманенный взгляд вдаль.
— Капитан Ильин начал воевать на западной границе двадцать второго июня прошлого года, — выручая немногословного комбата, пояснил Стогов. — Потом партизанил в тылу у немцев. В пограничном полку недавно.
Генерал глубоко вздохнул, встрепенулся, словно бы отгоняя нахлынувшие воспоминания, кивнул Ильину.
— Лихая вам досталась доля. Я тоже в приграничье принял первый удар немцев. До Волги вот дотопал. Позор, — командующий посуровел, резко взмахнул рукой. — Дальше не попячусь. Шабаш. Умру тут, но не отойду больше ни на шаг. Надеюсь погнать немца отсюда, — помолчал немного, попросил Ильина: — Покажите нам, кого вы там заарканили.
Пока шли к хате, где под караулом содержались задержанные немецкие агенты, Ильин мысленно как бы продолжал разговор с командующим: «Правильно подметили, товарищ генерал, поиск оперативной группы достался нелегко». За какие-то минуты снова пережил всю операцию день за днем. Перед ним опять прошли десятки и сотни людей, среди которых надо было распознать вражеских лазутчиков, вновь испытал гнетущее напряжение за исход поединка.
В первые сутки пришлось изрядно понервничать. Наблюдали за станцией впустую. Дальше маячить там было опасно. Шпионы могли
Но даже эти уши и глаза были бессильны, когда подходил очередной воинский эшелон. Как разглядишь, опознаешь шпиона в огромной массе людей, да еще в темноте, при строжайшей маскировке, соблюдаемой прибывающими частями? Зато немецким разведчикам полная свобода действий. Сиди в укромном месте, гляди, слушай, мотай на ус, хватай зазевавшегося бойца-одиночку, бери его документы.
Может, и рухнула бы затея с поисками шпионов, если бы не Янцен — «смазчик вагонов». Проходил он вдоль опустевшего состава и возле пакгауза и заметил одного из тех самых «русских», в форме старшего лейтенанта, с вещмешком за спиной. Сбегал за Горошкиным, когда старший лейтенант куда-то направился со станции, пошли за ним. Миновали городок, поле, перелесок и оказались возле шоссейной дороги. По ней ночью тоже двигались войска. Шпион незаметно скользнул в низинку, остановился у деревянного моста через речушку. Оттуда донесся еле слышный говор, засветился слабый зеленоватый глазок рации.
«Ловко приспособились, — после докладывал Ильину Горошкин. — Двое их там, субчиков, под мостом. По дороге автомашины катят, пехота топает-марширует, пыль столбом. А они на рации ключиком морзянку наяривают».
Возле моста Ильин установил наблюдение. Днем, все через того же коменданта, послал на шоссе рабочую команду, предварительно провалив настил на мосту. Саперы «нечаянно» помяли ломиком немецкую рацию.
Лишившись связи, шпионы начали действовать нахально: запасались сведениями, искали документы. В сутолоке при разгрузке людей и техники им не составляло труда стащить чей-то вещмешок, срезать командирскую сумку. Скоро большинство шпионов «засветилось» перед оперативной группой Ильина.
Взяли агентов опять же не без помощи военной комендатуры. Оцепили станцию, у всех, кто там находился, проверили документы. Обошлось без драки.
В сумрачной, с низкими окнами, хате немцы сидели на земляном полу. При появлении русских генералов они вскочили, вытянулись. Молодые, крепкие парни, только двоим было уже за сорок. Командующий молча поглядел на них и вышел.
— Мне сообщили, семеро агентов? — обернулся он к Стогову. — Налицо шестеро.
— Разрешите, товарищ командующий? — шагнул вперед Ильин. — Я еще не успел доложить командиру полка. При посадке в самолет у одного абверовца нервы не выдержали. Кинулся на конвойного, сбил с ног, побежал…
— Понятно. В разведотдел их. Узнать, что успели сообщить своим. Это очень важно.
— Полагаете, немецкое командование что-то подозревает? — спросил начальник войск по охране тыла.
— Как всякий крупный военачальник, Паулюс обязан предвидеть ход событий, — заметил командующий. — Естественно, он пытается выяснить, не подходят ли к нам резервы. Мы же обязаны действовать так, чтобы исключить всякую возможность для немцев раскрыть наши планы, — заметил, как Ильин, склонившись к Стогову, что-то говорил полковнику, спросил: — У вас есть что-то еще?