Всегда говори «Всегда» – 4
Шрифт:
Как и юбилей, поминальный обед пришлось проводить и в ресторане – для коллег, и дома – для близких друзей.
Если бы не Марина, Ольга еще вчера упала бы без сил и не смогла б объяснить детям – почему перед портретом дедушки с черной полосой стоит стакан водки, почему он накрыт кусочком черного хлеба, почему свеча горит, почему все пьют не чокаясь, почему единственное зеркало в доме занавешено, а дверь в квартиру уже три дня не запирают на ключ. А самое главное – почему продолжают по почте приходить поздравления
Сергей на поминках не промолвил ни слова. Он не ел, не пил, невпопад кивал на вопросы, упорно не желая возвращаться в реальность, где не было отца.
Ольга не знала, как ему помочь.
Вернее, знала – не трогать, не раздражать излишней заботой, – но сдержать себя не могла, то и дело гладила его по плечу, заглядывала в глаза, бродила за ним как тень, чувствуя, что ступор Сергея порой сменяется раздражением.
Ну и пусть, думала она. Пусть он ненавидит меня сейчас, пусть хотя бы раздражается, лишь бы не ходил, как робот, с пустыми глазами…
Когда гости разошлись, Сергей встал из-за стола, направился в коридор, но замер в дверном проеме, словно забыл, куда и зачем идет. Он обернулся и растерянно посмотрел на стол – на неубранную посуду и пустые бутылки.
– Мы все сделаем, Сережа. – Ольга подошла к нему и опять погладила по плечу и заглянула в глаза. Он, как всегда, отстранился, но Ольга, словно не замечая этого, попросила: – Может, ты с детьми погуляешь?
– Хорошо.
Кажется, он не понял, о чем она его попросила. Пошел на кухню, постоял там пару секунд в прострации, развернулся и ушел в кабинет, как обычно, плотно закрыв за собой дверь.
– Оля, вам тоже надо отдохнуть. Идите, я справлюсь, – Марина начала собирать тарелки.
– Нет, нет, да вы что?! – бросилась помогать ей Ольга, чувствуя, что сил нет ни двигаться, ни говорить. – Как это… вы тут будете убиваться, а я отдыхать?
Марина забрала у нее тарелку, давая понять, что делать все равно ничего не даст. Ольга, обессиленно опустившись на стул, вздохнула и сказала, в большей степени себе, чем Марине:
– И все-таки меня очень беспокоит, что Сергей так замкнулся в себе…
– Иногда человек сам должен выбираться. Один.
Ольга удивленно посмотрела на Марину – возникло ощущение, что Марина про себя это сказала, а не про Сергея.
– Нет, вы лучше не слушайте меня, – улыбнулась Марина. – Я вот одна… И иногда… иногда это невыносимо. – Голос ее задрожал, она еле сдержала слезы, а может, не сдержала, потому что отвернулась и, прижав к себе стопку тарелок, быстро ушла на кухню.
Несчастная любовь, равнодушно подумала Ольга. И скорее всего, с Юрой Градовым, потому что они все время будто сторонятся друг друга, боясь пересечься взглядами.
А может, и не с Градовым.
Сергей говорил, что она бросила институт из-за несчастной любви с однокурсником…
Ольга протерла стол, проводила Марину, постояла у закрытой двери кабинета, размышляя, напомнить Сергею, что он обещал погулять с детьми, или не стоит. Решила – не
Она ушла в гостиную и прилегла на диван, закрывшись с головой пледом.
– Мама! – немедленно прозвучал рядом голос Костика. – Там какой-то дядя приехал, я ему открыл. Веселый! С дедушкой на рыбалку собрался!
Ольга откинула плед и посмотрела на Костика, у которого в глазах засветилась надежда.
И как, как ему объяснить, что дедушки больше нет, несмотря на то что его зовут на рыбалку?..
Гость оказался шумным и действительно веселым.
А еще – невысоким, пышноусым, с седыми непокорными вихрами, выбивающимися из-под шляпы.
Он пристроил рюкзак и удочки в углу, снял широкополую шляпу с москитной сеткой и накрыл ею телефон на тумбочке с таким видом, словно добычу поймал.
– Оля? – воскликнул гость. – Угадал? Здравствуй, дочка! – Он обнял ее – крепко, по-родственному, и даже в щеку поцеловал, обдав терпким запахом табака и пропахшей костром одежды.
– Здравствуйте… А вы?!.
– Дядя Гена я! – радостно сообщил гость. – Слышали, наверное? Сергеич рассказывал?
– А, да! Проходите, пожалуйста.
Сказать прямо здесь, в коридоре, что Сергеич умер, Ольга не смогла.
Дядя Гена скинул камуфляжную куртку, стянул длинные «болотные» сапоги и, залихватски присвистнув, направился в кабинет.
– Дядя Гена… – попыталась упредить его Ольга, но не успела, не смогла произнести страшные слова «Леонида Сергеевича больше нет»…
– Сережка! – увидев за столом Барышева, радостно завопил гость. И бросился обнимать Сергея, и тискать его, словно маленького, и щипать за щеки, и похлопывать по плечам. – Ох, и раскормила тебя жена! Ох, и раскормила! Да где Сергеич-то? – огляделся он по сторонам, не замечая ни траурного портрета, ни каменного лица Сергея, ни растерянности Ольги.
– Сергеич! – приложив рупором руки ко рту, закричал гость. – Готовность номер один!
– Вам Марина разве ничего не сказала? – тихо спросила Ольга.
– Так я дома ее не застал! – захохотал дядя Гена. – Я вещи кинул, помылся с дороги – и к вам! Леонид и так, наверное, на меня обижен, что я на юбилей не приехал. Ну, не мог! Зато теперь два месяца дома буду! Всю рыбу выудим! А… – Он наконец заметил, что никто не радуется его веселью и не зовет Леонида Сергеевича. – А что случилось-то?!
Дядя Гена растерянно посмотрел на Ольгу, на Сергея, на Машу и Костика, которые стояли в дверях, прижавшись друг к другу.
Вместо ответа Ольга поставила перед ним на стол портрет с траурной лентой. Улыбка у старого друга Барышева-старшего дрогнула. Он, словно не веря глазам, пощупал черную ленту и кусок черного хлеба, которым был прикрыт стакан водки.
– Нет, – прошептал дядя Гена и, закрыв руками лицо, всхлипнул по-детски: – Нет, Ленька, нет… Как ты мог!
Надя возвращалась из небытия медленно и тяжело.