Всегда начеку
Шрифт:
— Задача ясна, — ответил Шавлухашвили и, подумав, добавил: — Только одно условие: никаких помощников мне не надо, сам справлюсь.
— Ну что же, — тоже подумав, сказал Султаношвили. — Но смотри, Гоги, будь осторожен, Бестаев стреляет без промаха. Держи меня в курсе всех своих планов...
В тот вечер Георгий еще не знал, каким образом он будет брать Бестаева, каких-либо определенных планов у него тогда еще не было. Случайно, когда Султаношвили заговорил о помощниках,
Антон и Дмитрий — молодые деревенские парни, работать в колхозе не захотели, решили уйти в горы и жить вольной жизнью. Но «вольная» жизнь без жратвы — не жизнь. Украли в колхозной отаре сначала одного барана, потом другого. Их поймали, хотели провести с ними «разъяснительную работу», но они не дождались этой «работы» и опять убежали в горы. Их снова поймали, и снова они убежали. Наконец, их изловили в третий раз. Теперь милиционер и два вооруженных комсомольца-активиста решили препроводить любителей вольной жизни в районное отделение милиции. Дорогой, улучив момент, Антон и Дмитрий напали на своих конвоиров и обезоружили их. Подвели к реке, посадили на паром и велели паромщику отчаливать. А сами скрылись, прихватив с собой оружие.
В милиции, конечно, переполошились, дали задание изловить преступников. Теперь Антон и Дмитрий стали именоваться бандой. Один из них, Дмитрий, оказался каким-то дальним родственником Шавлухашвили. Георгий узнал об этом случайно, от одного знакомого из того же Хашурского района. Вот он и решил теперь воспользоваться этим родством: с помощью Дмитрия выманить из гор Бестаева и задержать его.
Поехал в село, разыскал там мать Дмитрия.
— Как же так получилось, что твой сын стал бандитом?
— Молчи, Гоги, — сказала старая женщина, — я сгораю от позора. Скажи лучше, что мне теперь делать — утопиться?
— Зачем? Надо спасать сына.
— Как? Если бы я могла? Он же меня не слушается...
— Доверься мне, и я тебе помогу.
— Говори, Гоги, что я должна сделать?
— Он дома бывает?
Она молча кивнула.
— Устрой мне с ним встречу. Но только так, чтобы никто об этом не знал...
Георгий вернулся в Тбилиси и подробно изложил свой план начальству.
— Других возможностей заманить Бестаева у нас нет. Это должны будут сделать Антон и Дмитрий, — сказал он в заключение. — Но мне нужно ваше твердое обещание, письменная гарантия высших органов в том, что этим двум дуракам будет даровано прощение.
На другой день Георгию Шавлухашвили была вручена официальная бумага, в которой говорилось о том, что если Антон и Дмитрий помогут органам милиции изловить бандита Чако Бестаева, то тем самым они искупят свою вину и будут оставлены на свободе.
Ровно через три дня после первой встречи с матерью Дмитрия Шавлухашвили снова
— А ночью я выехал на лошади в указанное мне место, — рассказывает Георгий Николаевич. — Ехать пришлось километров пятнадцать, не меньше. Один, сами понимаете, страшновато было. Вдруг тихий свист в темноте. Я ответил таким же свистом. Слышу голос:
— Стой, Гоги, слушай меня.
Вижу, под деревом силуэт человека в белой папахе. Лица, конечно, разглядеть невозможно.
— Привяжи лошадь, — говорит мой ночной собеседник, — сними с себя все оружие и пойдешь со мной.
— Зачем такой позор? Я же милиционер, как я могу снять с себя оружие! Вас ведь двое, неужели вы меня боитесь? И не затем я ехал сюда, чтобы стрелять в вас. Есть дело важнее.
— Нет, оружие оставь здесь.
— А если кто украдет и коня и оружие? Как я потом покажусь своему начальству?
— Головой клянусь: все будет на месте.
Я подумал: делать нечего, придется подчиниться. Снял винтовку, маузер, повесил на луку седла. Пистолет на всякий случай оставил в кармане. Привязал лошадь, подхожу. Повел меня человек в гору. Я подумал: хорошо, что он идет впереди, а не сзади меня.
Шли мы долго. Сначала поднялись в гору, потом спустились вниз и снова полезли вверх. Никакой тропинки не было, лезли прямо по склону. Наконец выбрались на вершину, и тут я увидел далеко внизу, на дне ущелья, костер. Мой провожатый словно забыл обо мне, шел впереди, не оглядываясь. В одном месте показалось, что еще кто-то идет за мной следом.
Костер уже близко. Вижу, рядом лежит зарезанный баран, на костре что-то варится. Людей нет.
— Можешь подойти к костру, — сказал человек в белой папахе, пропуская меня вперед.
Подошел, стою. У костра по-прежнему никого нет. И мой провожатый из темноты не выходит.
— Ты куда меня привел? — говорю я ему. — Где Дмитрий? Ты?
— Не торопись, все в свое время.
Жду пять, десять минут. Снова спрашиваю темноту, где Дмитрий.
— Здесь я, Гоги, — услышал я новый голос за своей спиной.
Подумал: «Это, значит, он всю дорогу шел за мной следом».
— Ты хотел со мной поговорить, Гоги, я тебя слушаю.
— Выйди сюда! Как я могу с тобой говорить, если не вижу твоего лица?
— Ты сказал матери, что можешь нас спасти. Это правда? — продолжал из темноты голос.
— Ты знаешь, Георгий, что дела наши плохи. Мы никого не убили, но натворили много глупостей. Мы бы давно вышли и сдали оружие, если бы знали, что нас не убьют. Пусть тюрьма, Сибирь, только не смерть. Что ты молчишь, Георгий? Скажи, действительно ли ты можешь нам помочь, в силах ли ты обещать нам жизнь?
Георгий ответил не сразу. Из чисто, как он сказал, психологических соображений. Выдержав необходимую паузу, медленно начал: