Всегда вчерашнее завтра
Шрифт:
Поужинав в ливанском ресторанчике, он снова вернулся на «Монпарнас», получил свой чемоданчик и поехал на Восточный вокзал, откуда отходили поезда во Франкфурт. Сердце болело еще сильнее, но он уже не обращал на это внимания. На вокзале царила привычная суматоха, все почему-то торопились, нервничали, суетились.
В вагоне первого класса оказались непривычно узкие купе. И хотя Дронго взял целое купе, тем не менее развернуться в нем полному человеку было сложно.
На нижней полке уже была приготовлена постель. Он привычно опустил шторку, начал
Дальше начался кошмар. С каждой минутой ему становилось все хуже. Когда в дверь купе постучал проводник, он едва смог открыть ему. Проводник проверял билеты и забирал паспорта пассажиров, словно между Францией и Германией все еще существовали визовые различия и обе страны не входили в единую Шенгенскую зону.
Часа через полтора Дронго почувствовал себя так плохо, что решил позвать проводника. Но того не оказалось на месте. Немецкий проводник вагона первого класса, словно в насмешку над больным Дронго, беспробудно пил в соседнем вагоне, подтверждая мысль о единении наклонностей проводников всего мира.
Дронго пришлось самому добираться туда, уже с трудом сдерживая боль, охватившую всю левую часть тела. Пьяный проводник долго соображал, чего от него хочет беспокойный пассажир, и наконец понял, что ему нужен врач.
Проводники-собутыльники вспомнили, что в соседнем вагоне первого класса едет узбекский врач, знающий к тому же русский язык. И уже через минуту в купе Дронго появился невысокий худощавый подтянутый человек лет пятидесяти.
— Вы говорите по-русски? — спросил он. — Чем я могу вам помочь?
— У меня сильно болит сердце, — признался Дронго, — хотя «болит» — слишком слабо сказано. Я просто чувствую, что умираю. Можно почувствовать смерть, доктор? Как вам кажется?
— Не разговаривайте, — подавая пузырек с лекарством, строго сказал врач, — лучше примите лекарство. Это нитронг. И дайте вашу руку.
— Как вас зовут? — спросил Дронго, принимая таблетку.
— Тахмаз. Не нужно разговаривать.
Через десять минут состав был остановлен, примчалась машина «Скорой помощи». Когда его выгружали из поезда, он сопротивлялся, что-то говорил, возражал. Но его просто посадили в кресло, закутали одеялом и застегнули на нем ремни. Потом его долго везли по платформе и переносили через железнодорожные пути, игнорируя попытки подняться. Полицейские, получившие от проводника дипломатический паспорт пассажира, провожали его до больницы. Для маленького городка Бар-де-Люк это стало целым событием.
Врачи сразу определили начальную стадию инфаркта. Его спасали, подключив капельницу, делая уколы и выполняя еще какие-то процедуры. А он лежал на постели и, глядя в потолок, вспоминал события последних дней. И больное сердце словно существовало само по себе, не обращая внимания на своего хозяина и на суетившихся вокруг врачей. В какой-то из моментов привезли аппарат, и он вдруг с удивлением увидел на экране свое сердце, его частые сокращения
Потом ему снова делали уколы, снова давали какие-то порошки. И он заснул, уже не надеясь на скорый выход из больницы. Работники больницы сообщили о нем в местную мэрию, оттуда, в свою очередь, передали сообщение в посольство. В его паспорте лежала визитка с указанием парижского телефона Марианны Олтмен, и один из сотрудников полиции позвонил по указанному телефону.
Он пришел в себя к часу дня. Проснувшись, с удивлением заметил сидящую рядом молодую женщину. Ему даже показалось на мгновение, что это сон.
— Это ты? — сказал он, все еще сомневаясь. — Как ты узнала?
— Ты положил мою визитную карточку в свой паспорт, — сквозь слезы сказала женщина.
Он все понял.
— Я же тебе говорил, что я старый паяц, — пробормотал он, — к тому же у меня, оказывается, еще и больное сердце.
Она молча смотрела на него.
— Позовите врача, — потребовал Дронго, — я ухожу из больницы.
— Ты сошел с ума, — убежденно сказала она, — ты просто ненормальный. Тебя еле спасли, тебе нужно лежать здесь месяц.
— Я выйду сегодня, — упрямо сказал он, — и не нужно спорить.
Она замолчала, закусив губу. Появились сразу три врача, они долго не могли понять, чего хочет этот пациент, не знающий французского языка. Один из врачей говорил по-английски и с помощью Марианны стал переводить требования Дронго выпустить его из больницы как можно скорее. Врачи спорили, нервничали, доказывая, что отпустить его отсюда сейчас просто невозможно. Но Дронго твердо стоял на своем.
— Только под вашу личную ответственность, — наконец сказал врач, — это большой риск, и я вынужден вам об этом сказать.
Когда врачи вышли, Дронго посмотрел на тихо сидевшую рядом с ним женщину.
— Прости меня, — сказал он, — я должен был тебе все объяснить.
— Я все знаю, — вздохнула она, — ты не игрок. Я ошибалась. Ты шпион. И твои игры еще более опасны, чем карточные в казино.
Он молчал. Она наклонилась к нему.
— Когда ты приедешь в следующий раз во Францию, обещай, что позвонишь мне, — попросила она.
— Конечно, — пробормотал он, — обязательно позвоню.
Она наклонилась еще ниже, и он позволил себе единственный поцелуй. Долгий и страстный. Каким бывает поцелуй прощания. А потом она ушла, не оборачиваясь, словно знала, что он никогда ей не позвонит.
Только когда она вышла, он с трудом поднялся и подошел к окну, смотрел, как она садится в машину. Один из телохранителей хлопнул дверцей. Молодая девушка-санитарка вошла в палату и встала рядом с ним у окна.
— Какая красивая женщина! — с восхищением сказала она. — Она вас очень любит, месье.
Дронго кивнул, словно соглашаясь с ее словами. Или не соглашаясь, она так и не поняла. Уже позже, когда лечащий врач наконец разрешил ему собираться, в палату вошла миловидная женщина-врач, следом за ней знакомая санитарка.