Всего лишь пепел
Шрифт:
— Ну что, друг Антоха? — сказал, перелистывая страницы, — поработаешь на общее дело? Да? А куда ты денешься, друг сердечный!
Он набрал номер телефона. После нескольких гудков, ему ответили. Пузынёв сразу узнал чуть гнусавый голос своего старого осведомителя Антохи по кличке Затылок, мелкого шулера и афериста.
— Господин Затылок, — он постарался сделать свой голос как можно более твердым, — ноги в руки, и ко мне в отдел. Не забыл, где это? Постой, нет. Встретимся через полчаса на улице под часами у переговорного пункта. Вопросы есть? Вопросов нет!
— Уважительные
— Никаких причин! Через полчаса. И не зли меня, Антоха!
Да и впрямь, куда ему деваться этому Антохе? Пузынёв еще раз пересмотрел папочку и удовлетворенно перевел дух:
— Ну вот, этих документиков, в случае чего, тебе, как рецидивисту, хватит лет на пять строгого режима. Так что крепись, Антоха.
Через двадцать минут Василий Петрович уже стоял на нужном месте. Он занял позицию в отдалении за киоском «Пресса» и наблюдал. Через семь минут подошел Антоха Затылок, невзрачный субъект, прихрамывающий на левую ногу. Он нервничал, крутился на месте, то и дело вздёргивая глаза к панели электронных часов. Выдержав еще три минуты, Пузынёв вышел из тени и приблизился к сексоту. Без проволочек сразу приступил к делу.
— Здесь у меня папка, — он приоткрыл полиэтиленовый пакет, — в ней собраны некоторые твои грехи, весят они лет на пять зоны. Папка будет твоей, если выполнишь мое поручение. Последнее поручение, отмечаю! Дело деликатное, и врать не буду, для тебя имеющее определенные неудобства. Но без таких последствий, — он похлопал рукой по папке. — Ты напишешь своей рукой заявление — текст я тебе продиктую — и отнесешь его в ФСБ. Там его примут, зарегистрируют, будут тебя допрашивать, может быть даже не один раз. Потом станут проводить оперативную проверку. После чего тебя опять будут допрашивать. Ты начнешь юлить, скажешь, что проявил гражданскую бдительность, ну и ошибся, мол, с кем не бывает? Дадут тебе пару раз по морде и отпустят. Быть может, психиатру покажут? Но не факт. Так что дело это для тебя — как два пальца об асфальт.
— А что писать-то? — по Антохе было видно, что он готов умчаться отсюда хоть к черту на кулички в любую секунду, если бы не магически-притягивающая сила папки.
— Напишешь, что хочешь заявить о деятельности ячейки террористов, обосновавшихся в деревне Большие Росы. Напишешь, что видел у них взрывные устройства, по косвенным признакам, являющееся ядерными зарядами малой мощности. Я дам тебе памятку с характеристиками, выучишь наизусть и сожжёшь. Скажешь также, что неоднократно видел там людей арабской наружности и говорящих на арабском языке.
— Как это неоднократно? — ворчливо спросил Антоха. — Откуда же я там столько раз брался?
— Тут всё просто, скажешь, к старости совесть замучила, решил удариться в веру. Прибился к церковной общине в деревне Большие Росы. А там, под ее личиной — гнездо террора. Укажешь в заявлении имена заправил, я тебе их назову. Там есть совсем старые бабки, но они-то и есть становой хребет бандгруппы. Так что настаивай на их верховодстве! Я тебе наводку даю для верности. У их дома слева от калитки, на расстоянии одного метра, под старой консервной банкой спрятано несколько пулеметных патронов.
—
— Да, от «Максима».
— Откуда такая древность? — удивился Затылок.
— Осталось от одного дела. Думал уже выбросить, но нашлось и им применение. Ну что, орёлик? — Василий Петрович хлопнул сексота по плечу. — Усвоил задание? Справишься? Только смотри, на меня не светони, а то и до зоны не доживешь…
— Это я понял, начальник, — Антоха облизнул губы длинным как у муравьеда языком, — другого не пойму: для чего эта гнилая затея с заявой? Я по телефону им так по ушам проеду, что они на крыльях полетят эту малину брать.
— Ты порожняк-то не гони, — усмехнулся Василий Петрович, — сам ведь знаешь, что одно дело анонимный звонок, совсем другое — подписанное заявление гражданина, тем более с такими фактами. Да из них всю душу вынут. Пока выяснится, что всё это туфта, может быть кого-то и не досчитаются? Дело-то ведь немолодое?
— Начальник, что у тебя за терки с тамошней братвой?
— Вот это не твое дело, пойдем, — Пузынёв указал рукой на освещенное окно переговорного пункта, — там, на столике, накатаешь заяву, а вот тебе листочек из журнала, здесь про ядерное устройство, почитаешь и запомнишь, чтоб потом намек верный дать. Не забудь этот листик уничтожить…
Когда все закончили, он дал Антохе последнее указание:
— Значит завтра к восьми ноль-ноль с заявлением придешь в известное тебе место. Ни на минуту нельзя опаздывать, у меня все рассчитано.
— Слушай, начальник, я ведь в деревеньке-то этой никогда не бывал, расколют меня, как пить дать, и на части порвут.
— Я тебе наметки дал, расскажешь с моих слов, потом на местности сориентируешься. У них времени особенно не будет на проработку: вдруг и вправду ядерные заряды, ну как рванёт? Да они кинутся туда сломя голову! Не боись, не расколют тебя сразу. Ну а дальше — само собой расколют, об этом мы говорили. Когда все успокоится, жди моего сигнала — тогда придешь ко мне за папкой. Ни пуха!
Василий Петрович вернулся в отделение и устроился в кабинете на диване. Ночь пройдет быстро, успокоил он себя, а завтра можно будет насладиться местью. Он специально назначил Антохе столь раннее время подачи заявления, рассчитывая, что, раскачавшись к обеду, карающий маховик Федеральной Службы Безопасности к концу дня разметает в щепки этот рассадник мракобесия в Больших Росах.
Утром он не спеша выпил кофе, потрепался с дежурными, вызвал шофера, собрался и на служебной «Волге» отбыл в свои владения.
Ворота ему открыл сержант, они теперь дежурили здесь по одному, но и эта начальственная привилегия, как предчувствовал Пузынёв, скоро будет от него отнята.
«Ладно, — думал он, отпуская в город машину, — дайте сначала насладиться местью, а потом придет время решать другие вопросы».
— Как тут? — спросил он, поприветствовав сержанта.
— Тихо, — доложил тот.
— Движение машин или людей в сторону деревни было?
— Все, как обычно, сегодня воскресная служба, колокола утром звонили, пара легковых машины проскочила к началу богослужения.