Всего лишь пепел
Шрифт:
— Так кто эти люди?
— Мои друзья, братья, сестры, — губы Пузынёва растянулись в блаженной улыбке.
— В той жизни, из которой мы вас на краткое время изъяли, вы называли этих людей быдло, — после этих слов на прекрасном молодом лице Анны Васильевны запечатлелась легкая грусть. — Всё хорошее в жизни вы хотели забрать себе, а всё плохое щедро готовы были оставить им.
— Не может быть, — простонал Пузынёв, — я не мог такого говорить и желать!
— Увы, — вздохнула Анна Васильевна.
Она
— Скажите ему, Федор Михайлович, — попросила Анна Васильевна.
Некоторое время тот молчал, теребя пальцами полу серого пиджака из добротной тяжелой материи, потом, не спрашивая, о чем ему следует сказать, заговорил:
— Кто истинный друг человечества, у кого хоть раз билось сердце по страданиям народа, тот поймет и извинит всю непроходимую наносную грязь, в которую погружен народ наш, и сумеет найти в этой грязи брильянт. Судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым и в самой мерзости своей постоянно вздыхает. Есть в народе святые, да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают! Высшая и самая характерная черта нашего народа — это чувство справедливости и жажда ее…
— Спасибо, Федор Михайлович, — поблагодарила его Анна Васильевна и опять обратилась к Пузынёву: — А вы делали из невинных людей преступников, хотя были призваны служить им, охранять и защищать.
— Разве я мог все это делать? — прошептал Пузынёв.
И тут он всё про себя вспомнил…
— Что же делать? — он рухнул на пол и зарыдал. — Я не хочу покидать это место!
— Бедняга, — звонко пропела Анфиса Сергеевна, — он не знает, что нет грехов, которые бы Бог не простил, ибо безконечно Божие милосердие.
— Да, милосердие Божие безконечно, — согласилась Анна Васильевна, — но для прощения его недостаточно, необходимо согласие самого человека. А ему нет времени соглашаться, он не успеет покаяться, и даже воздохнуть о грехах своих. Тело его предано сейчас огню. И очень скоро он предстанет пред Судией…
— И с безконечной для себя горечью и болью, — продолжила слова бабушки Анфиса Сергеевна, — узнает, что отныне, как и всех нераскаянных грешников, его вечно будет «мучить» огонь Божественной Любви, той любви, которую он отверг, предпочитая жить по собственному произволу.
К ним подошел настоятель храма в Больших Росах отец Николай, облаченный в золотую ризу, в руках он держал
— У этого грешника ещё есть выбор, — сказал священник, — если вместо смерти телесной, он согласится умереть для прежней жизни, и так же, как прежде старался взять, будет отдавать, тогда у него останется возможность вернуться сюда и встать рядом с вами.
— Я согласен! — простонал Пузынёв. — Я молю вас об этом!
— Да будет так! — священник вознес над склоненной головой Василия Петровича крест и благословил.
Свет в глазах Василия Петровича стал меркнуть, все вокруг него таяло и исчезало. Уже оказавшись в темноте, он услышал голос Анны Васильевны:
— С этого дня до последнего мгновения твоей земной жизни ты будешь видеть один и тот же сон, в напоминание о том, откуда ты взят, кто ты есть и куда лежит путь твой…
Он пробовал открыть глаза и не смог. Руки двигались, и он постарался освободить веки от того, что их сковывало. Случайно коснулся языком ладони и ощутил вкус пепла. Рядом кто-то громко разговаривал:
— Да посмотри же, на нём ни единой царапины, ни единого ожога, он просто весь извалялся в пепле, видели бы вы, откуда он вышел.
— Сержант, не мелите вздор, вы понимаете, что говорите? Пожар в разгаре, уже рухнула сгоревшая крыша, и вдруг, де, из самого пекла появляется эта троица: ваш шеф и две женщины в белых платьицах по бокам? И все веселые, счастливые и без единого ожога? Вы мультиков про Тома и Джерри насмотрелись?
— Да я же своими глазами всё это видел! Товарища подполковника, ему, как видно, плохо уже стало, под руки вели эти самые женщины. Я, кажется, даже их знаю — это бабки из деревни, только они сильно помолодели.
— К врачу вам надо, сержант, у вас тепловой удар. Вы представляете, какая температура в эпицентре пожара? Тут тебе ни ТОК[15], ни БОП[16] не поможет. Не понимаю, для чего вы это выдумали? Я предлагаю другую версию. Вы с полковником выпивали. Тот, как положено начальнику, принял на грудь побольше, захмелел, окурочек, как водится, уронил или еще что-то. Выскочить вы успели, он вырубился, а вы мне, вместо того, чтобы картину прояснить, сказки рассказываете. Вы посмотрите, тут даже головешек не осталось: один пепел!
— Ладно, не буду больше с вами разговаривать, у меня, в конце концов, начальство есть. Вот придет в себя товарищ подполковник, пусть сам всё и разъяснит. И кстати, он не курит.
В это время Пузынёв очистил глаза от сажи и увидел рядом собой своего сержанта и невысокого коренастого пожарника в брезентовой робе. Пузынёв пошевелил ногами и начал подниматься. Когда встал во весь рост, разглядел то, о чем только что услышал: дымящееся пепелище на месте дома, бани да и всех прочих его владений.