Всего один поцелуй
Шрифт:
– Джорджиана, скажи на милость, что тут творится? Допустим, ты от души забавлялась, когда мы в юности ходили купаться по вечерам, но моей дочери всего девять лет. Она не умеет плавать и запросто может утонуть.
Он вытащил девочку на берег, не слушая ее громких возражений и оправданий.
– Нет, Фэрли. Я долго не разрешал тебе купаться и, возможно, пошел бы на некоторые уступки, но ты продемонстрировала откровенное нежелание считаться с моим мнением… Что ж, отныне я категорически запрещаю тебе даже приближаться к озеру. Ты поняла
Он говорил очень мягко, не давая выхода своему гневу. Другой отец просто наорал бы на дочь, и ей-богу, это было бы куда менее страшно. Однако вряд ли Куинн когда-нибудь на кого-нибудь орал.
– Но, папа, я бы не утонула, как мама, я точно знаю.
Утонула? Его жена утонула? В кратком некрологе сообщалось, что она скончалась после непродолжительной болезни.
– Папочка, сегодня так жарко, я не могла заснуть. Музыка играла ужасно громко. И мне хотелось рассмотреть все наряды. Я… – Фэрли запнулась. Кажется, молчание отца пугало ее больше всякой ругани.
В безумном смущении от собственного «неглиже» Джорджиана ринулась к бальному платью, лихорадочно натянула его и, оглядев себя, отнюдь не обрадовалась. Тонкая золотистая ткань мгновенно прилипла к мокрой сорочке и при луне почти не отличалась по цвету от загорелой кожи.
Джорджиане казалось, что положение хуже некуда, однако жизнь немедленно доказала обратное. Сначала раздались приглушенные травой звуки шагов, а потом на берег выбежали Розамунда, Люк и чуть отставший от них Фиц Лэнгдон.
– Элсмир, – задыхаясь, рявкнул герцог, – либо вы дадите мне исчерпывающие объяснения, либо у меня на завтрак будут ваши почки.
Когда герцог закрыл рот и подошел ближе, Джорджиана заметила, что глаз его светлости основательно припух и сузился.
– Я следующий в очереди за его потрохами, – проворчал, смущенно поглядывая на родственника, Фиц, чью физиономию украшала, ссадина на подбородке.
Прелестные губы Розамунды изогнулись в едва уловимой улыбке.
– Куинн, я совершенно убеждена в том, что ваши доводы прозвучат гораздо разумнее того вздора, который несет мой братец. Может быть, вы нуждаетесь в помощи? Господи, Люк, с них ручьями течет вода.
– Да хоть бы он и вовсе утоп. Такой кретин, как Элсмир, и шагу не может ступить, чтобы не вляпаться…
– Люк, дорогой, – Розамунда указала глазами на Фэрли, – не лучше ли вам все обсудить в более конфиденциальной обстановке?
– В конфиденциальной обстановке? О, разумеется. Я ему обеспечу такую чертовски конфиденциальную обстановку, что он костей не соберет и ни одна живая душа не узнает, где искать эти кости.
– Я помогу, – пробурчал Фиц.
– Я не надеюсь смягчить ваше негодование, однако считаю своим долгом принести извинения, – сдержанно произнес Куинн, – вам обоим.
– Откуда взялись синяки на ваших лицах? – поинтересовалась Джорджиана в надежде не только удовлетворить любопытство, но и отвлечь внимание от своего малопристойного облика.
– Не извольте беспокоиться, сей дипломат измыслит множество притянутых за уши оправданий своим странным поступкам, у меня заранее скулы сводит от скуки, – холодно заявил Люк. – С вашего разрешения, я прерываю нашу восхитительную аудиенцию и в течение ближайших двадцати четырех часов жду от Элсмира искрометной развязки этой комедии ошибок. И если счастливая концовка не будет снабжена по меньшей мере пятью ящиками лучшего французского коньяка, не взыщите – я забью в глотку данного джентльмена его вонючие португальские сигары, все до единой, и дам ему прикурить. Засим позвольте откланяться.
Рассвирепевший герцог развернулся и отправился восвояси. Фиц последовал его примеру, процедив сквозь зубы смачное корнуоллское ругательство.
Розамунда многозначительно взглянула на Куинна и Джорджиану:
– Хм. Вы не станете возражать, если я отведу Фэрли в Пенроуз? Судя по всему, вам есть, о чем поговорить… Кстати, милорд, попробуйте побеседовать о коньяке с Атой. По-моему, она в большой дружбе с самым опытным из местных контрабандистов.
Фэрли даже не пикнула и, быстро поцеловав отца в щеку, с явным облегчением отправилась домой в сопровождении Розамунды.
Теперь лишь трескучие песни сверчков нарушали густую тишину душной летней ночи. Старательно избегая взгляда Куинна, Джорджиана одернула платье в попытке отлепить его от мокрого нижнего белья.
– Ты подрался с Люком и Фицем?
– Давай оставим эту тему. Я сделаю все необходимое, чтобы уладить конфликт.
– Нет, скорее всего, от тебя досталось только Фицу. Ведь если бы ты ударил Люка, он без колебаний пустил бы в ход пистолет. Но чем не угодил Фиц? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – И кто поколотил Люка?
– Вероятно, Фиц.
– По какому поводу?
– Ты уводишь разговор в сторону. Будь добра, пообещай, что больше никогда не возьмешь с собой мою дочь, куда бы то ни было без моего разрешения.
Он подобрал с земли вечерние туфли и фрак – все то, что успел снять, перед тем как войти в озеро.
– Я никогда не предложила бы ей искупаться, если бы знала о твоем запрете или о том, что она не умеет плавать. – Ей было ужасно обидно. – Ты это прекрасно понимаешь.
Он медленно оглядел Джорджиану с головы до ног. Его ледяное молчание выводило ее из себя, и она решила перейти в наступление.
– Но, по-моему, если ты собираешься жить здесь, рядом с морем и озером, Фэрли не помешало бы научиться плавать.
– О, – протянул он с издевательской интонацией, – тебе доподлинно известно, что полезно маленькой девочке, не так ли?
– Мне доподлинно известно, что ей вредно. Гувернантки, нанятые тобой, оскорбляют ее и уничтожают в ней чувство собственного достоинства. Подумать только – она не зачитывается проповедями Фордайса, недостаточно бегло играет на фортепиано и не плетет кружева! Стоит из-за подобной чепухи обзывать ее глупой и ленивой?