Всего одна неделя
Шрифт:
На сей раз лейтенант рассмеялся и, откинувшись на спинку большого кожаного кресла, с минуту внимательно меня разглядывал. Чем дольше он смотрел, тем более неловко я себя чувствовала. Помните, я рассказывала о его глазах? Так вот, наверное, точно так же чувствует себя мышь, за которой внимательно следит кошка. Очень голодная кошка. До этого момента я совершенно не задумывалась о том, как была одета, но сейчас вдруг словно увидела себя со стороны: короткий розовый топ, даже не прикрывающий живот; облегающие лосины для занятий гимнастикой. Бладсуорт смотрел так, словно значительная часть моего тела осталась открытой и напоминала ему о тех минутах, когда доводилось увидеть даже больше, чем сейчас. Откровенно говоря, во взгляде его явно читалась надежда на возвращение счастливого времени.
Этот человек всегда действовал на меня именно таким образом: стоило ему выразительно посмотреть, как я тут же начинала ощущать собственную женскую природу, а вдобавок и его мужскую природу, со всеми вытекающими последствиями для соответствующих участков и частей тела. Как пишут в инструкциях, деталь А соответствует детали Б. Почему-то случалось так, что когда мы оказывались рядом, я не могла думать ни о чем ином, кроме соответствующих друг другу деталей А и Б.
Уайатт взял ручку, которой я только что писала, и зачем-то начал стучать ею по столу.
– То, что я сейчас скажу, тебе не понравится.
– До сих пор мне еще не понравилось ни одно из твоих слов, так что удивляться не приходится.
– Перестань, – решительно и серьезно оборвал Бладсуорт. – Сейчас речь не о нас.
– Ничего подобного я и не думала. А кроме того, понятия «мы» вообще не существует.
Я просто не имела права уступить ни дюйма территории, ни единой реплики. Я вообще больше не хотела иметь дело с лейтенантом Бладсуортом. Куда подевался детектив Макиннис?
Уайатт явно решил, что взывать к моему здравомыслию просто бесполезно. Он ошибался. Обычно я очень разумна и рассудительна – в его отсутствие. Но как бы там ни было, он не поднял брошенную перчатку, пусть и словесную.
– Мы стараемся контролировать поступающую в прессу информацию об убийствах, но это не всегда удается. Чтобы продолжить расследование, придется спросить людей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь в том районе, где было совершено преступление, человека за рулем темного седана с четырьмя дверцами. Опрос уже начался. Пока нам удается держать репортеров в стороне, но они столпились возле ограничительной ленты со всеми своими камерами и микрофонами.
– И что? – не поняла я.
– Не требуется особой гениальности, чтобы сосчитать, сколько будет дважды два, и понять, что основная свидетельница – это ты. Мы были в твоем клубе, ты все время оставалась с нами, а потом уехала в моей машине.
– Из последней сцены легче сделать вывод, что я не свидетельница, а подозреваемая.
Уайатт снова недовольно сжал губы: явно вспомнил ту борьбу, которая предшествовала отъезду.
– Не думаю. Скорее, репортеры решат, что ты слишком подавлена случившимся. – Лейтенант снова нервно постучал ручкой по столу. – Мне не удастся запретить журналистам назвать твое имя. Если кто-то видел подозреваемого, значит, существует и свидетель. А кто этот свидетель, легко догадаться. Так что завтра твое имя появится в газетах.
– Ну и что за пробле... О! Я буду упомянута в качестве свидетельницы.
А это означает, что я сразу стану лютым врагом – чьим? Разумеется, самого убийцы. Что делают преступники ради собственной безопасности? Прежде всего стремятся прикончить тех, кто представляет для них непосредственную угрозу. Вот так.
Я в ужасе смотрела на Уайатта.
– Вот влипла!
– Да, – согласился он. – Точнее и не скажешь.
Глава 5
В моем мозгу роились тысячи мыслей. Ну, может быть, не тысячи – это уж слишком много, – но уж не меньше десятка. Попытайтесь-ка сосчитать собственные мысли и сразу поймете, как трудно добраться до тысячи. Но главное, ни в одной из этих мыслей не было ничего утешительного.
– Меня ведь даже нельзя назвать хорошей свидетельницей! – кричала я. – Ведь и под угрозой смерти я не смогу опознать того, кто стрелял! – Очередная отрицательная мысль, хотя и с небольшим положительным компонентом.
– Убийца об этом не знает.
– Может быть, стрелял парень Николь. Ведь обычно убивает парень или муж, разве не так? Возможно, он убил Николь в минуту слепой ревности, хотя вообще вовсе не склонен к преступлениям. Когда вы его арестуете, он сразу признается.
Разве такой вариант не реален? Во всяком случае, очень желателен.
– Возможно, – согласился Уайатт, однако выражение его лица особой надежды не вселяло.
– А что, если чувства здесь не играют никакой роли? Что, если дело в наркотиках или чем-то подобном? – Я вскочила и начала шагать по кабинету. Из-за тесноты развернуться там было негде – кругом шкафы и стопки книг. Приходилось не столько шагать, сколько обходить препятствия. – В другую страну я уехать не могу. А ты не разрешаешь даже отлучиться из города, что в данных обстоятельствах поистине жестоко.
На самом-то деле Бладсуорт не мог меня остановить: для этого потребовалось бы или арестовать, или взять под защитное наблюдение как свидетельницу преступления. Но ведь я даже не могла опознать убийцу, так что подобные действия не имели законного основания. Так почему же лейтенант посоветовал мне не покидать город? И зачем вообще завел об этом речь, в то время как именно такой выход был бы для меня самым надежным?
Уайатт словно и не слышал замечания относительно жестокости.
– Скорее всего ты права и мисс Гудвин действительно убита по мотивам личного характера. Если повезет, то через пару дней мы сумеем разобраться с этим делом.
– Через пару дней, – повторила я. За пару дней могло случиться многое. Начать с того, что я могла расстаться с жизнью. Разумеется, придется приложить все силы, чтобы этого не произошло. Несмотря на настойчивую рекомендацию лейтенанта Бладсуорта, я все-таки собиралась покинуть город. К черту его запрет, а разрешения мне не требуется. К тому моменту как исчезновение главной и единственной свидетельницы обнаружится, я буду уже далеко. Попрошу Шону связаться с лейтенантом и передать, что если вдруг понадоблюсь, то общаться со мной можно будет через нее – родственникам-то я обязательно скажу, где остановлюсь. Клуб все равно останется закрытым еще день-другой, так что вполне можно рассчитывать на короткие каникулы. На море я не была уже несколько лет, а значит, имею полное право позволить себе это удовольствие.