Вселенная на ладони
Шрифт:
– Вот так здорово - несуразности, - усмехнулся профессор, - да ещё и, глядите, совесть чиста. Наука и искусство не могут требовать жертв.
– Могут, могут, - убеждённо заспорил Геннадий Вадимович, - ещё как могут. И тому множество исторических примеров. И учтите, когда грохочет оружие, музы поют дифирамбы сильному, а справедливость на стороне победителя. Поэтому уж будьте добры, не доводите меня до последнего градуса кипения, поднимите руки.
– Интересный всё же поворот... - профессор поднял руки.
–
– Оставьте ваши колкости. Опустите руки и отдайте, что должно по праву принадлежать мне.
– Это по какому праву? По праву пистолета? Хорошее право, ничего не скажешь.
– По праву высшей справедливости, от имени которой я сейчас с вами говорю. Мне должна была попасться эта вселенная-бусинка, а не вам. Потому что это моя гипотеза, моя идея - о микровселенных, существующих по своим законам. Всю свою жизнь я искал её. А попалась вам. Эту вопиющую несправедливость я исправляю.
– Пистолетом исправляете.
– Ничего вы не поняли.
– Понимать отказываюсь.
Хмурясь, Пётр Игнатьевич достал из кармана коробочку, открыл её, двумя пальцами взял бусинку и, приблизившись к доценту, сказал:
– Поёт. Слышите, Геннадий Вадимович?
Доцент стоял неподвижно, держа перед собою пистолет.
Профессор вдруг быстрыми шагами обогнул Геннадия Вадимовича и бросил бусинку в открытое окно.
– Теперь вам не за что держать меня под прицелом дула. Предметом вашего вожделения я не владею, уж извините меня пожалуйста.
Доцент снял очки и, в изумлении глядя то на профессора, то на окно, гневно закричал:
– Что вы натворили! Кто вам дал право распоряжаться! О!
Он направил пистолет в потолок над собою и раз за разом нажал на курок - раздались щелчки без выстрелов. Пистолет был без патронов. Геннадий Вадимович воспользовался им только для того, чтобы попугать. Он положил пистолет на стол, но тут же схватил его и сунул в карман брюк.
– Да я вас, я вас... - замахал он руками, - я вас!.. Бездарь вы от науки, мыльный пузырь!
Профессор отвернулся и молчал с сердитым видом.
Быстро подойдя к окну, доцент выглянул на улицу. Снизу, из-под окна, с которого он высовывался, поднялась вверх смешанная стайка голубей и воробьёв. Геннадий Вадимович хотел спрыгнуть на землю: не так уж и высоко, всего лишь второй этаж, но передумал. Убравшись с подоконника, он окатил профессора презренным взглядом и торопливо пошёл к выходу. Перед самой дверью он вдруг остановился, обернулся и громко заговорил, указывая пальцем на профессора:
– Такие, как вы, уверены, что миром и космосом управляют математические числа, формулы и теоремы. Ну как же! Вы довольно известный в науке человек. Можно сказать - светило. Студенты и молодые учёные вам в рот смотрят, каждое ваше слово боятся мимо ушей пропустить, и верят вам. Верят в ваши эти чёртовы гипотезы - что Вселенная создала человека для того, чтобы он осознал её, осмыслил её величие и красоту. Но ведь это полная ахинея и чушь! Это всё равно что утверждать: человек создал роботов для познания и осмысления себя как личности. Вы - глупец, ха-ха-ха!
– Уходите!
– сказал профессор.
– Прощайте!
– Геннадий Вадимович толкнул дверь и стремительно вышел в коридор.
Через пять минут он на четвереньках ползал на улице под окном лаборатории и шарил руками по зелёной траве и пёстрым цветам. Профессор видел его, выглядывая осторожно из окна, и, испытывая к нему жалость, чувствовал себя как не в своей тарелке.
Неожиданно прервав поиск, Геннадий Вадимович вскочил на ноги и быстро скрылся. Профессор не отходил от окна, ждал, чутьё подсказывало, вернётся не с пустыми руками.
Так и произошло. Доцент вернулся с прибором в руках, звукоуловителем. На несколько раз прошёл предполагаемое место падение бусинки - безрезультатно, бусинка как в воду канула. Он постоял задумчиво, теребя бородку, и, напоследок пробежавшись взглядом по окнам лаборатории, ушёл.
Пётр Игнатьевич включил экран, хотел просмотреть вчерашнюю видеозапись и попытаться понять - в чём же тут дело, в чём же заключён весь фокус бусинки. Не могла же находиться, на самом деле, в ней целая вселенная со всеми своими галактиками, звёздами, цивилизациями и летающими звездолётами?
Но записи не оказалось. И теперь он понял, для чего было доценту так важно придти в лабораторию первым: он избавлялся от доказательств существования бусинки.
"Попробуй теперь разберись и что-то докажи," - думал профессор, возвращаясь домой.
Он решил никому не рассказывать о чудесной бусинке. Да и что рассказывать? Что он нашёл в овсяной каше бусинку, об которую чуть не сломал зубы и которая, при рассматривании её в микроскоп, была похожа на сияющее ночное небо, усыпанное большими и маленькими звёздами, и даже там что-то подобие звездолётов летало. Кто поверит в такой вздор, что это - микроскопическая вселенная. Он сам-то в это не верил и считал её ловким изделием.
Ближе к вечеру Петру Игнатьевичу позвонил директор института и распространился из трубки своим приятным густым баритоном:
– Пётр, здорово! Не разбудил тебя? Хотя рано ещё. Тут такая петрушка. Позвонил мне профессор Дьяконов. Говорит, недавно видел возле нашего института, как раз под окнами твоей лаборатории, доцента Огнева. Человек пять с ним молодёжи с пылесосами, и думаешь зачем? Выстригли на газоне всю траву с цветами и пылесосили землю. Что бы это значило, а? Как думаешь?
– Не знаю, Константин. Чудит он, наверно.