Всем сестрам по мозгам

Донцова Дарья

– Ничегошеньки мне не известно! – затрясла роскошными кудрями Лиза. – Ни граммулечки!

– Почему тогда говоришь «я в тот момент отравилась»? – проворковала вкрадчиво Реутова. – Откуда знаешь время?

Лиза приоткрыла рот, помолчала мгновение, а потом произнесла фразу, совсем не относящуюся к теме разговора:

– Вон те, на фотках, что на комоде стоят, мои родственники.

Все разом повернулись к Кочергиной.

– Дорогая, ты уверена? – изумился Сергей Павлович.

Елизавета показала пальцем на портрет женщины:

– Я ее у мамы на столе видела. Она у нее слева стояла, а

телефон справа.

– Надеюсь, ты спросила, как зовут даму? – осведомился Мануйлов. – Назовешь мне ее фамилию, имя?

Лиза быстро замотала головой.

– Не-а. Я про фотку не спрашивала. А один раз случайно ее уронила, рамка упала, стекло разбилось, и мама меня отругала, сказала: «Лизавета, ты неуклюжая, не прикасайся к моему столу, не трогай дорогие родные вещи. Мне не нравится, когда…» А дальше я плохо помню, только она про гипюр вспомнила.

– Гипюр? – растерянно переспросил Сергей Павлович. – Это какая-то ткань?

– Тонкий, ажурный материал вроде кружева, – вполне толково ответила Елизавета. И пояснила: – Я шить обожаю, могу вам такую рубашку смастерить… Меня мама научила, она работала в лаборатории, хотела вообще-то стать портнихой, но ее мамочка, моя бабка, не разрешила. Ой, она такая была злая, вредная! Мою мамулю постоянно гнобила. Хорошо, что она отравилась!

– Кто? – не понял Леня.

– Бабка съела консервы, – уточнила Лиза, – не помню какие, из рыбы. Поболела недолго и умерла.

– Мой отец тоже ушел на тот свет, отведав сайру в томате… – ахнула Раиса Ильинична. – Бывают же такие совпадения.

– И при чем тут гипюр? – усмехнулась Жанна. – Сайру в него завернули? Или сшили ей платье?

– Ну нет же, – засмеялась Лиза, – ты не права, Жанночка. Рыбки голые плавают. Мама сказала про женщину на снимке, что она любит гипюр.

– Говори фамилию! – потребовал хозяин дома.

– Я не помню, – ответила Лиза.

– Похоже, ты, голубка, врешь, – резко оборвала Кочергину Жанна. – Хочешь Мануйлова вокруг пальца обвести, надеешься, он решит, что вы родственники, вот и сочинила историю. Сергей Павлович нам в первый день сообщал, что тот, кто с ним общую кровь имеет, первый наследник. Но сам он в детдоме вырос, мало что о своей родне знает, у него есть только эти две семейные фотографии. Вот ты, Лизочка, и принялась фантазировать. В жизни не поверю, что твоя мать всего один раз тебе про предков сказала.

– Так ведь я рассказ дяди Сережи не слышала, спала, с вами не сидела. И мама правда всего разок говорила, – заканючила Лиза. – Фотка на рабочем столе в ее кабинете стояла, меня туда не пускали, чтобы я чего не разбила. Мама была ученым, у нее всякие разные штучки имелись – пробирки, микроскоп, стеклышки прямоугольные…

– Ложь! – гаркнула Жанна.

– Почему ты злишься? – заморгала Лиза. – Были у нас дома стеклышки. Я как-то в мамин кабинет пошла, хотела карандаши взять, и одно раздавила. Меня в угол поставили и дверь на ключ стали закрывать. Ты у нас дома никогда не бывала, а меня во вранье упрекаешь. Лежали стеклышки, точно.

– Про другое врешь! – рявкнула Реутова. – Про снимки! Неужели тебе мать о родичах так и не намекнула? Или она доченьку косорукую по сию пору в кабинет не пускает, за идиотку держит? Интересно, как ты тот разговор про женщину запомнила.

Маленькие дети быстро всякую ерунду забывают. А ты у нас явно мегапамятливая, да еще в нужный момент фразу ввернула. Сдается мне, не такая уж ты идиотка, какой прикидываешься.

Лицо Лизы удивленно вытянулось.

– Кто идиотка? Я нормальная. Кретины голыми по улице ходят и руками едят. Разговор я запомнила, потому что мама меня здорово отшлепала, в угол поставила, на работу ушла, а домой уже не вернулась. Ее машина сбила, насмерть, и я осталась жить с тетей Фаиной, она меня воспитывала, пока в прошлом году не умерла. Я тетю Фаю сто раз упрашивала: «Расскажи про снимок, что в кабинете стоит». Там все оставили, как при маме, не трогали ничего, только пробирки-стеклышки убрали. А тетка отвечала: «Отстань, не знаю ту бабу, может, какая-то ее родня». Тетя Фая была сестра папы, а он давным-давно умер, я его вообще не помню. Мама работала ученым, а тетя Фая даже школу не закончила. Мама ее ко мне няней позвала, когда папочка умер. Вот.

– Бедная девочка! – с жалостью воскликнула Раиса Ильинична. – С малолетства без родителей!

– Меня тоже из золотой ложки жизнь не кормила, – отрезала Жанна, – у всех свои трудности.

От двери раздался тихий голос Карла:

– Простите, Сергей Павлович, полицейский ждет.

– Совсем забыл о нем! – опомнился Мануйлов. – Господа, вам придется ответить на вопросы дознавателя. Это и есть вторая неприятная новость.

– Долго мне тут стоять? – долетел из коридора недовольный тенор. – Я при исполнении! За проявление неуважения к представителю власти можно и наказать!

– Карл, пригласите его сюда, – поморщился Сергей Павлович.

Слуга испарился, а спустя мгновение снова материализовался в столовой, на сей раз в компании с мужчиной лет тридцати.

– Добрый день, – сурово произнес гость. И представился: – Медведев Василий Михайлович, служу в отделении полиции «Буковское». Возникла необходимость опроса всех, находившихся в доме на момент причинения Анне Хачикян травмы, не совместимой с жизнью, произошедшей вследствие несчастного случая, а именно падения в бассейн.

– В фонтан, – поправила я.

– Значит, все-таки случайность… – протянул Реутов.

– Зачем тогда нас допрашивать, раз Аня сама виновата? – нахмурилась Жанна.

Василий Михайлович чуть наклонил голову.

– У нас будет не допрос, а опрос. Можете отказаться, но я рассчитываю на вашу гражданскую сознательность. Есть инструкции, их необходимо соблюдать. Произошла смерть человека, надо составить отчет, сдать его вовремя.

– Отчет – это святое, – хмыкнул Леонид. – Ну, спрашивайте. Хотя я ничего интересного не видел, а Елизавета вообще спала. У нас Таня главное действующее лицо.

– Кто здесь Татьяна, которая участвовала в происшествии? – сурово осведомился местный Эркюль Пуаро.

Я подняла руку:

– Здесь. Но я не участвовала в происшествии, не видела момента падения Ани в фонтан. Я ее оттуда вытащила.

– Очень плохо, – осудил меня Василий Михайлович. – Нашедши тело, не трогайте его, иначе уничтожаются улики. Гражданину предписано вызвать полицию и остаться до ее прибытия, не предпринимая никаких мер.

– А если человек жив? – фыркнула Жанна.