Всем спокойной ночи
Шрифт:
Несколько сотен пар глаз одновременно поворачивались в мою сторону, а я была всего лишь пухленькая девочка восьми лет, затем застенчивый подросток двенадцати лет, затем сутулая, замкнутая девушка с прыщавым лицом четырнадцати лет.
Я положила подушку себе на колени и сжала ее изо всех сил.
— Ну, для начала, я не могу петь, а все на эти сборищах хотели знать, пою ли я. От меня все ждали, что я пою. И тогда пела она…
Я замолчала, вспоминая бесконечные приемы в раззолоченных и отделанных мрамором залах. «Рейна, спой!» — просил
— Но ты можешь петь, — произнес Эван.
— Только не я. Нет.
— А вот и да.
— Нет, я не пою. — Я покраснела так сильно, мне казалось, что я свечусь в темноте.
— Нет, поешь, — тихо поддразнил он. — Я слышал, ты напеваешь в лифте.
— Ну, напеваю. И что?
— И еще ты поешь в душе. Стены тонкие. Брось, не стесняйся. Мне тоже нравится Бон Джови.
— Это была Джейни, — соврала я.
— Нет, — возразил Эван.
Он повернулся на бок, подпер голову рукой и уставился на меня глазом, который не был закрыт повязкой. Из его правой брови торчал волосок, и кончики моих пальцев отчаянно жаждали пригладить его.
— Спой мне что-нибудь, — попросил Эван.
Если бы комната была освещена ярче, если бы он не лежал в моей постели, если бы в соке не было рома, я бы сказала: «Нет, забудем об этом!» — и сменила бы тему. Но какое это имело значение? Эван никогда не будет моим, думала я, глядя на его лицо в розовом сиянии свечей. Я могу свалять дурака или, наоборот, произвести неизгладимое впечатление, а он все равно уйдет домой и будет спать с Мишель, когда вечеринка закончится.
— Тогда я предлагаю заключить сделку. Я спою тебе, если ты скажешь мне, чем зарабатываешь на жизнь, — предложила я.
Он взбил подушку.
— Ты действительно хочешь знать?
— А ты не желаешь мне рассказывать?
— Ладно, — усмехнулся он. — Договорились. Но ты первая.
Я села, выпрямила спину и поправила красный шелковый шарф, которым обвязала голову. А почему нет? Второго шанса у меня не будет.
Я стащила с головы шарф и распустила волосы. Влажные локоны рассыпались по плечам и спине. В голове зазвучал тихий голос миссис Минхайзер, объясняющий, как должна работать диафрагма, как использовать рот и язык, чтобы придать форму воздуху, который понесет звук, как позволить музыке идти не из тебя, а через тебя. Вместо микрофона я взяла в руки попугая.
— Добро пожаловать в бар «Дохлый попугай», — нараспев произнесла я. — Меня зовут Кейти Кляйн, и я буду петь для вас всю неделю. Не забывайте оставлять чаевые официанткам. У них нелегкая работенка. — Я глубоко вздохнула и запела: — «Моя смешная Валентина, милая смешная Валентина. Мое сердце улыбается тебе».
Краем глаза я видела, что Эван восхищенно смотрит на меня, поглощенный происходящим. Он сидел тихо, пока мое контральто — чуть-чуть пронзительное, но чистое и мелодичное — звенело в комнате.
— «Твое тело не как у Венеры, и не самый красивый рот. И когда открываешь его, то не очень умно говоришь. Не меняй ничего, если любишь меня. Будь такой, как ты есть. И тогда каждый день будет праздник для нас».
Последняя нота повисла в воздухе. «Недурно», как говаривала моя мама, если находилась в хорошем расположении духа.
Эван потянул меня за подол свободной белой блузки и снова усадил рядом с собой. Затем зааплодировал.
— Здорово! — воскликнул он. — Ты удивительная, ты-то сама об этом знаешь?
— Во мне нет ничего удивительного, — возразила я и снова залилась краской.
— Ты просто дурью маешься, вот в чем дело, — с чувством продолжил он. — Почему ты не ходишь на прослушивания, не поешь с какой-нибудь группой? Ты изучала музыку в колледже?
— Я не настолько хороша.
— Просто не могу поверить, что ты так поешь. Не верится, что ты… — Он постучал меня по груди, прямо над сердцем, — что ты носишь это в себе.
— Ну вот, — сказала я, надеясь, что он не видит, как я краснею. — Теперь твоя очередь. Колись.
Ему вдруг стало очень интересно крутить в руках и рассматривать очки в роговой оправе, которые он снял, чтобы надеть на глаз мою повязку.
— Вообще-то это секрет.
— Наркотики?
— Нет, ничего противозаконного. Я занят неполный рабочий день. Занимаюсь расследованиями. Ну, например, кто-то подает в суд и хочет получить компенсацию за несчастный случай на производстве, а компания считает, что они просто жулики. И тогда я несколько дней хожу за этими ребятами, смотрю, чем они занимаются — действительно ли носят этот воротник на шее целый день или встречаются с девушками в клубе латино. Или супружеские проблемы. Брачные контракты, с кем остаются дети, всякое такое.
— Серьезно?
Разумеется, это объясняет и его странные исчезновения, и таинственные разговоры по телефону.
— А еще я управляю маленьким инвестиционным портфолио, — добавил Эван.
— Значит, у тебя все-таки есть трастовый фонд!
— Не совсем так, — замялся он. — Я выиграл немного денег на телевидении.
— И что ты там делал?
Эван пробормотал ответ, закрыв лицо пледом:
— «Самое смешное домашнее видео Америки». Только не говори Мишель, что я сказал тебе. Она думает, что это не очень круто. Хочет, чтобы я всем хвастался, будто выиграл на «Поле чудес».
Меня разобрал смех, я просто не могла остановиться.
— «Самое смешное домашнее видео Америки»? Шоу, где кому-нибудь обязательно бьют по яйцам клюшкой для гольфа?
— Кейти, Кейт, Кейт, — промолвил Эван, покачивая головой. — Ты несправедлива. Иногда по яйцам попадают бейсбольной битой.
— И тем не менее, яйца там обязательны. Так все-таки там врезали тебе или это ты бил?
— Мне просто посчастливилось сидеть в первом ряду на свадьбе своей сестрицы, когда ее бульдог вцепился в ногу священника.