Всем выйти из кадра!
Шрифт:
Про «подрастёте» особенно много говорили за три дня до отъезда. В квартире у Димона к тому времени почти ничего не осталось, только кровать, раскладушка и куча упакованных коробок и чемоданов. Квартиру тоже продали, новым жильцам осталось дождаться, когда семья Димона уедет. И родители Матвея пригласили в гости всех Агеенко, чтобы попрощаться.
Пока ужинали, было ещё ничего. Матвей и Димон молчали, а старшие Агеенко рассказывали, что у папы уже есть работа, а у мамы назначено несколько собеседований; что жить они будут на окраине, но зато дом удобный, и школа для Димы совсем рядом, и что она очень хорошая и «сможет обеспечить его будущее».
Мама
– Но вы же будете жить в доме, где наверняка есть лужайка. Значит, и собаку нужно. Лучше большую, да? Лабрадора, например.
– Ну, может, и заведём, – согласилась мама Димона, скорее всего из вежливости.
Матвею вообще казалось, что старшие Агеенко только изображали радость и бодрость, а на самом деле им очень и очень страшно. Тут мама Матвея засуетилась и стала убирать тарелки, накрывать стол к чаю и попыталась взбодрить их с Димоном:
– Ну что вы такие кислые? Я понимаю, придётся привыкнуть, но дружба ваша никуда не денется, будете созваниваться, а потом, когда подрастёте…
Тут Димон и сорвался. Стал кричать, что его достали эти вечные «подрастёте»; что жить и быть счастливым ему нужно сейчас, а не через пять-десять-двадцать лет; что родители относятся к нему как к рабу или к чемодану – захотели увезти, взяли под мышку и увезли. Все за столом как заледенели, хотя было тепло, даже жарко. Только Димкин папа открыл на минуту рот, но так ничего и не сказал, а опустил голову и стал со звоном размешивать чай, в котором не было сахара.
О том, что было потом, вспоминать тяжелее всего. Потому что Димон, который в последний раз плакал во втором классе, когда потерял только что купленный простенький телефон, вдруг всхлипнул и заговорил умоляющим тоном:
– Можно я не поеду? Пожалуйста! Я знаю, что меня не с кем оставить, но я могу жить тут, у Мэтта! Мы и на одной кровати поместимся, да, Мэтт? Или можно купить матрас и спать на полу. Тётя Таня, дядя Саша, пожалуйста, разрешите мне пожить у вас! Я буду хорошо себя вести, честное слово, и Матвею с учёбой помогать. А родители будут присылать деньги, а потом я на работу устроюсь, а когда в институт поступлю – в общежитие перееду. Тётя Таня, дядя Саша, ну скажите им! Скажите, что вы разрешаете!..
Расходились молча. Димка пялился в стену, пока родители обувались, и вышел первым, коротко кивнув Матвею. А его маме и папе больше не сказал ни слова.
Сегодня, спустя три с половиной месяца после отъезда Агеенко, Матвей сидел за столом в своей комнате, тупо смотрел в телефон, где под его сообщениями так и не появилось отметки о прочтении. «ВКонтакте» Димона тоже не было, уже сутки. Может, с ним что-то случилось? Попал под машину, лежит в больнице весь в гипсе и поэтому ничего не может написать? Или он просто забыл про Матвея? Куча времени прошла, у Деймона появились новые друзья. Они там, рядом. С ними в любой момент можно сходить в кино, посмотреть ролики на ютьюбе, поиграть в футбол. Или в хоккей. Это ж всё-таки Канада.
Забыл. Наверняка. Матвей захлопнул учебник, который открыл десять минут назад,
Глава 2. Чай
Сегодня на ужин рис и сосиски. Они слишком долго кипели: мама складывала бельё в стиральную машину и забыла про готовящийся ужин, так что теперь сосиски раздулись и изогнулись, как червяки. И рис переварен, размазня какая-то уродская. Хотя настоящая еда редко выглядит красиво. В одном видео на ютьюбе показано, как фотографируют еду и снимают рекламные ролики. Сметану там изображает клей ПВА, мясной фарш – нарезанная подкрашенная губка, а мороженое делают из смеси муки и жирного крема. Гадость. А все смотрят, верят и слюнки глотают.
– Моть? Устал? Бледный опять какой-то. И задержался сегодня, мы с папой уже поужинали, а Илюши нет до сих пор, – мама моет посуду, тревожно посматривая через плечо.
– Нормально я, просто поздно запись закончилась. – Матвей сунул в рот последний кусок сосиски и поставил тарелку в раковину.
– Чаю сам себе нальёшь? Возьми чашку. А пряники я сегодня шоколадные купила.
Опять пряники. Почему в их доме не бывает ни печенья, ни зефира какого-нибудь, ни пирогов? Пряники эти уже в глотку не лезут.
– Не хочу пряников, просто чаю попью. Мам, – Матвей сел за стол, – а сколько чашек чая ты можешь выпить подряд?
– А почему ты спрашиваешь? – голос у мамы усталый.
– Ну скажи. Потом объясню.
– Ладно. Смотря каких чашек. Если мою любимую, с маками, то, наверное, парочку осилю.
– А три? – Матвей всё-таки взял пряник, посмотрел на него, понюхал и положил обратно в пакет.
– А ты Патриарха, кстати, поливал сегодня?
– Нет, забыл.
– Ладно, я сама тогда. – Мама с бутылкой отстоянной воды подошла к окну, отодвинула штору, что-то зашептала столетнику.
– Мам! Ну скажи, три чашки выпьешь?
– Да почему ты спрашиваешь-то?
– Потому что сегодня к нам приходил человек, который может выпить семь чашек чая подряд!
Вообще-то у помощника администратора (именно такую должность занимал Матвей) не так уж много работы: принести-унести, встретить-проводить, расставить-протереть мебель в студии. Но поручение ему мог дать всякий, кто старше по должности, а значит, любой сотрудник программы. Чаще всего он помогал редакторам по гостям. Приглашённых людей приходилось сопровождать в гримёрку и до туалета, усаживать на положенное место в студии, поить чаем или кофе перед началом интервью.
Иногда гости отказывались от любого угощения, а просто сидели и ждали своей очереди. Большинство выпивали по одной чашке. Но даже в страшном сне Матвей не мог себе представить, что ради одного человека он будет семь раз мотаться между гримёркой и студией, столько же раз кипятить электрический чайник, заваривать пакетик, вынимать, укладывать на блюдце ложку и кубики сахара.
– Мам, семь чашек – это сколько получается? Вот эта банка, которую ты сейчас вымыла, литровая? Значит, он выпил литра два, не меньше. Как он не лопнул только?! Я бы, наверное, умер от такого.