Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1
Шрифт:
Картины духовного содержания уже соседствуют с полотнами, на которых радуются жизни вполне реальные люди, радуются пока что несмело, в процессе лишь трудовой деятельности, но все же радуются!
Литература воспевала подвиги рыцарей, их верность долгу, любовь к Прекрасной даме и благородство на грани полного самоотречения.
Именно тогда родился прекрасный рыцарский девиз: «Шпагу — королю, сердце — даме, честь — никому!»
Жизнь была яркой, что и говорить. Театральные постановки, рыцарские турниры, карнавалы — звонкие прелести городской жизни, отвлекающие от страха перед инквизицией, от войн, эпидемий, сточных канав на узеньких улочках, от огромных крыс, разгуливающих спокойно и с достоинством, совсем как хозяева Города…
А может быть, это и были хозяева
Великий поэт примкнул к антипапской партии, руководствуясь исключительно велением сердца, но вскоре эта партия оказалась разгромленной, и он был изгнан из Флоренции.
Он навсегда остался скитальцем, которому не нашлось места ни в одном из Городов, которые могли бы оправдать свое существование только лишь тем, что им оказал честь своим присутствием Данте Алигьери.
Это был выдающийся поэт всего христианского мира, создавший целый ряд прекрасных поэтических произведений, философских трактатов и непревзойденный шедевр — «Божественную комедию».
Влюбленный Данте
В этой поэме Данте изображает путешествие по трем царствам потустороннего мира: через пропасть ада («Ад»), через гору покаяния («Чистилище») и через райские кущи («Рай»). Это грандиозное эпическое полотно, аллегорически отражающее вполне земную жизнь, со всеми ее проблемами, радостями и горестями, Добром и Злом, величественную, низменную и прекрасную во всех своих ипостасях.
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
Там вздохи, плач и исступленный крикВ беззвездной тьме звучали так ужасно,Что поначалу я в слезах поник.Смесь всех наречий, говор многогласный,Слова, в которых боль, и гнев, и страх,Плесканье рук, и вопль, и хрип неясныйСливались в гул, без времени, в векахКружащийся во мгле неозаренной.Как бурным вихрем возмущенный прах.И я, с главою, ужасом стесненной,«Чей это крик? — едва спросить посмел, —Какой толпы, страданьем побежденной?»И вождь в ответ: «То горестный уделТех жалких душ, что прожили, не знаяНи славы, ни позора смертных дел.И с ними ангелов дурная стая,Что, не восстав, была и не вернаВсевышнему, средину соблюдая.Их свергло небо, не терпя пятна;И пропасть Ада их не принимает,Иначе возгордилась бы вина.Данте Алигьери. «Божественная комедия»
«Иначе возгордилась бы вина…» Хорошо сказано. Описывая жестокое отребье, которое правило нашими предками (а нами — нет?), я очень хочу подыскать такие слова, чтобы не возгордилась вина грандиозностью своей алчности, жестокости или вероломства. Нет, этого нельзя допускать. Только омерзение, только холодное презрение,
КСТАТИ:
«Да и откуда взял Данте материал для своего ада, как не из нашего действительного мира?
И тем не менее получился весьма порядочный ад. Когда же, наоборот, перед ним возникла задача изображения небес и их блаженства, то он оказался в неодолимом затруднении, именно потому, что наш мир не дает материала ни для чего подобного».
Артур Шопенгауэр
А еще Данте запечатлен Историей в связи с его великой, непобедимой любовью к женщине, звавшейся Беатриче. Он обессмертил эту любовь в своих стихах, способных облагородить и не столь высокие душевные порывы. А может быть, напротив, душевные порывы облагораживают стихи да и вообще все, что делает человек в своей земной жизни… Так-то оно так, но ведь порывы бывают разными…
Еще один великий флорентиец — Франческо Петрарка (1304—1374 гг.), поэт, певец любви к прекрасной Лауре, автор изысканной и вместе с тем вполне трезвой поэзии, острослов, философ и безумно смелый одиночка, бросавший вызов обществу, которое вовсе не общество, а всего лишь рассеявшаяся по городу толпа…
КСТАТИ:
«Нехватка придает достоинства вещам: будь земля на каждом шагу усеяна жемчугом — его начнут топтать, как гальку; покрой бальзамовым деревом все горные склоны — бальзам станет плебейской жидкостью; у всех вещей с увеличением их числа и массы падает цена. И наоборот, от нехватки самые низменные вещи бывали драгоценными: так среди жаждущих песков Ливии чуточка влаги в руках римского полководца Вызывала всеобщую зависть; так при осаде Казилина в цене было безобразное животное — крыса; и что превосходит всякий род безобразия — подлейшие люди часто расцветали из-за одного отсутствия мужей… примеров не привожу, потому что перо отказывается выводить гадкие имена, да и нужны ли примеры?»
Франческо Петрарка. «Письмо к потомкам»
Примеров, конечно, не занимать. И гадких имен вполне хватает на скрижалях Истории, и, может быть, именно поэтому так часты случаи бурного роста цен на крыс в городах эпохи Средневековья.
Беспредел
Примерно к концу XII века степи Монголии стали колыбелью страшной силы — непроизводительной, дикой, алчной и неуемной, которая представила угрозу человеческой цивилизации как Запада, так и Востока.
Эта сила была настолько чуждой таким понятиям, как «созидание» или «развитие», присущим изначально как человеку вообще, так и человеческим общностям, создающим необходимые предпосылки для совершенствования вида Homo sapiens, что она воспринимается сейчас, как армия инопланетных пришельцев с четкой установкой на уничтожение человечества.
Глядя на карты, где обозначены их опустошительные походы в Китай, Индию, Среднюю Азию, Европу, представляешь себе несметные полчища, оставляющие за собой мертвую землю, горы трупов, обгорелые руины некогда прекрасных строений, и кажется, что смотришь одну из серий «Звездных войн», что летишь над ними в боевом корабле, что нажимаешь кнопки пуска ракет, которые в считанные секунды положат конец кровавому беспределу этих монстров… но, увы… они тогда, в те времена, шли вперед и вперед, преображая живое в неживое, гармонию в хаос…
Порою мне кажется, что они действительно были космическими пришельцами, настолько их поведение не вписывалось в рамки земной логики.
Организатором этой разрушительной силы и основателем огромной Монгольской империи был некий Темучин, он же Чингисхан (ок. 1155—1227 гг.).
Именно он и объединил все племена Монголии под своей деспотической властью. Добился он этого, естественно, с помощью феноменальной жестокости, вероломства и прочих «доблестей», характеризующих правителей всех времен и народов.