Всемирный разум
Шрифт:
Особое применение оптогенетики позволяет извлекать воспоминания из памяти мозга. Крыс в эксперименте заставляют удержать в памяти одно весьма определенное воспоминание – страх получить шоковое воздействие. При этом ученые используют комбинацию c-fos и ченнелродопсина – чтобы облучением мозговой ткани сине-голубым светом избирательно возбудить одну функциональную группу нейронов. Крысы замирают от страха. Если же возбудить в гиппокампе то же количество нервных клеток, но выбранных произвольно, никаких признаков испуга у подопытных животных не наблюдается. Таким образом, ученые получают уверенность в возможности активировать точно выбранное воспоминание [155] . Конечно, это только начало: легкого пути к тому, чтобы создать общую технологию управления функциональными
Если будет выработана общая методика активирования нейронных «клик», мы можем получить технологию коммуникации «мозг к мозгу» (brain-to-brain communication). Например, ваш имплантированный компьютер знает, как и когда у вас активируется функциональная группа нейронов «стул», а мой компьютер владеет той же информацией, касающейся моей памяти. Чтобы передать «стул» от одного мозга к другому через компьютерную сеть, достаточно переслать совсем небольшой объем данных (ID), связанный со «стулом». Детализация в мозгах обоих участников коммуникационного процесса должна происходить локально – то есть в голове (имплантированном компьютере) каждого. Мне совершенно незачем знать, какое место соответствующие функциональные группы нейронов занимают в вашем мозге. Все это немного напоминает то, как «Макинтоши» и IBM-совместимые компьютеры обмениваются данными через Интернет – при том, что пользователи ничего не знают о детальном устройстве машин этих типов.
Допустим, я хочу сообщить вам, что пережил землетрясение, случившееся во время поездки по мосту Золотые Ворота. Как только я начну думать об этом, мой мозг активирует группы, ассоциированные с такими аспектами воспоминаний, как «пугающее событие», «потеря равновесия из-за толчков и хаотичных движений», «тряска», «автомобиль», «мост Золотые Ворота» и многие другие. Ваше коммуникационное устройство активирует столько этих «клик», сколько сможет. И чем больше будет возбуждено общих для нас групп, тем полнее будет наша коммуникация.
Вероятно, на первых порах будет трудно отличать «привнесенные» воспоминания и впечатления от своих собственных. Но, полагаю, со временем опыт и практика упростят дело. В случае с бежавшей против часовой стрелки мышью внешний сигнал подавлял ее собственные намерения. Животное прекращало принюхиваться к окружающему и начинало, как бешеное, описывать круг за кругом. Можно предположить, что подаваемый извне сигнал был настолько сильным, что никакой другой уже не мог с ним конкурировать. Однако если «синтезированные» воспоминания или впечатления передавать в течение короткого – секунду или две – отрезка времени, а также при «вольтаже», меньшем, чем у естественно возникших воспоминаний, то, думаю, получатель сразу ощутит их особый «привкус» и не спутает с собственными.
В любом случае, реципиент будет интерпретировать получаемую информацию, рассматривая ее с собственной точки зрения. Допустим, я – житель Сан-Франциско, а вы – нет. Допустим, я – маленького роста, а вы – высокого. Вы же не сможете видеть окружающее в точности так же, как и я. Однако, как и в хорошем рассказе, задача – не в безукоризненной репрезентации события, а в возникновении эффекта присутствия и ощущения достоверности.
А чтобы все получалось как надо, отправитель и получатель должны располагать достаточным общим опытом. В фильме «Вспомнить все» у главного героя есть внедренные в его память воспоминания о волнующем отпуске, проведенном на Марсе. Дешевле получить воспоминания, чем побывать на Марсе в действительности, не так ли? Однако у этого персонажа в голове нет функциональных групп нейронов, помнящих о том, что такое испытывать ускорение при отрыве от Земли, или ощущать невесомость, или видеть горизонт на меньшей, чем Земля, планете и так далее. То есть нет собственной основы для формирования полноценных внедряемых извне воспоминаний. Создавать их с чистого листа – это может оказаться невыполнимой задачей. Объединяющий контекст должен стать обязательным условием. Чем больше у нас общих воспоминаний, тем лучше.
Но что это значит – ощущать и осознавать не свои воспоминания? Думаю, они должны казаться как бы придуманными и, вместе с тем, сверхъестественно реальными. Придуманными в той части, которая не может опереться на личный опыт – как в моем примере с Сан-Франциско: местный житель и приезжий видят его по-разному. Подобно фотоснимку, такие воспоминания должны укладываться в определенные «рамки кадра». Они, вероятно, сразу же особым образом будут распознаваться сознанием – по той же причине, по которой так явно различаются собственные зрительные впечатления и аналогичный фотоснимок. И, вместе с тем, такие воспоминания могут казаться невероятно реалистичными, потому что ваш мозг дополнит их такими деталями, которые я и не думал включать в «картинку». К примеру, вы же знаете, что мосты обычно переходят в улицы – вот и домыслите улицу, даже если мое коммуникационное устройство не пошлет вам сигнал, активирующий соответствующие функциональные группы нейронов.
Возможно, вы также добавите некоторые дополнительные подробности, основываясь на личных предположениях и предпочтениях. Скажем, «увидите» мысленно, что погода была ветреной. Юристы знают, как легко можно навести человека на ложные воспоминания, просто задавая вопросы определенным образом. В одном психологическом эксперименте опрашивали несколько групп студентов, которым показали видеозапись автокатастрофы. Однако вопросы несколько различались. Одну группу спрашивали, как быстро двигались машины, «разбившиеся вдребезги», а другую – «столкнувшиеся друг с другом». В первой респонденты воспоминали об осколках стекла на месте аварии вдвое чаще. Между тем ничего подобного там не было вовсе [156] . В другом эксперименте его участникам задавали наводящие вопросы. В результате, по воспоминаниям опрошенных, «гладко выбритый мужчина был усатым, прямые волосы завивались локонами, «кирпич» сменился знаком, разрешающим проезд, молотки сделались отвертками, а в буколической сцене без единого здания появился такой большой и бросающийся в глаза объект, как коровник» [157] .
Психологи называют стремление привносить в воспоминания несуществующие детали и подробности конфабуляцией ( confabulation) . Мозг хочет видеть мир целостным. В нем не должно быть пустот, даже если окружающее придется «доработать». Чтобы подтвердить эту закономерность, Роджер Сперри (Roger Sperry) и Майкл Газзанига (Michael Gazzaniga) провели серию очаровательных экспериментов с людьми, у которых нарушена связь между левым и правым полушариями мозга. Короткие команды – «потереть», «посмеяться» и «пойти» – вспыхивали перед левым глазом подопытных, который связан с правым полушарием. И оно побуждало тело выполнить заданное действие. Однако левое полушарие, совершенно выключенное из происходящего, понятия не имело о том, почему следует выполнить некое действие. Поэтому ему требовалось изыскать объяснительную причину! И когда, например, одного пациента спросили, почему он куда-то двинулся, тот ответил, что пошел взять питье из холодильника [158] . Ответ был правдивым, но фактически – придуманным.
Мозгу нужно, чтобы все было внутренне согласованным. Искусственно созданное, «синтезированное» воспоминание (synthetic memory) о землетрясении неизбежно будет содержать в себе привнесенные воображением, но правдоподобные детали – и, как следствие, соответствующие функциональные нейронные связи. Раскачивающиеся уличные фонари, объятые ужасом случайные прохожие… Если в сознании получателя информации возникнет нечто вроде фильма-катастрофы – тем лучше.
Сочувствие
Когда мы встретились в третий раз, Виктория пригласила меня к себе домой, и мы провели оставшуюся часть вечера, беседуя о том, о сем в ее квартире. Женщина была невероятно привлекательна со всех точек зрения: прекрасная внешность, ум, обеспеченность. А я все еще нуждался в ощущении внутреннего контакта. Хотя был уже не таким пугливым, как до участия в семинаре: окситоцина у меня прибавилось, и это потихоньку растворяло опасения относительно глухоты и маленького роста . Однако я по-прежнему не чувствовал тока той энергии, которая могла бы сблизить нас. Наши умы уже тянулись друг к другу, а сердца – пока еще нет.