Всемирный следопыт, 1927 № 10
Шрифт:
В руках женщины дымилась глиняная чашка с каким-то питьем. Она направилась к двум сидевшим великанам и положила руку на косматую голову старшего. От этого прикосновения мертвое лицо великана исказилось судорожной гримасой.
Женщина поднесла к его запекшимся губам чашку. Несчастный жадно глотнул несколько раз, потом вздрагивавшей рукой снял с шеи и протянул женщине каменный амулет. Женщина надела его на шею и направилась к юноше.
Жутко было смотреть на его лицо: оно подергивалось в конвульсивных гримасах! Глаза, устремленные на приближавшуюся фигуру, все расширялись, отражая ужас, тоску, мольбу… Лаврентий отвернулся.
Когда мимо Бригиды проплыла тихой тенью женщина, он заметил на ее шее два амулета. Прежде чем Лавро опомнился и бросился вслед за ушедшей, дверь за нею захлопнулась — все опять смолкло…
Солнце торжественно тонуло в кровавом хаосе облаков, край площадки узкой раскаленной полоской выделялся на темно-лиловом фоне моря…
Бригида то смотрел на эту красивую черту-границу, то озирался на окутанный уже густой вуалью вечерней тени угол площадки, где скорее угадывались, чем виднелись две скорченные фигуры. На сердце было смутно-тревожно, голова кружилась от обрывков бесформенных догадок.
Вдруг одна из фигур отделилась от стены и пошла вперед. Это был взрослый великан. Он подвигался ритмическим, напряженным шагом лунатика с простертыми вперед руками, с закинутой назад головой… Чуть трогал ласковый ветерок его длинные волосы, и весь этот огромный лиловый силуэт, обрамленный багровым закатом, производил жуткое, потрясающее впечатление. Красная черта-граница медленно подползала к безостановочно двигавшимся ногам. Лавро приковался зачарованным взглядом к этим огромным голым ногам, на пальцах которых тускло поблескивали ногти… Ему показалось, что эти ноги и весь великан, как призрачная птица, взлетели вверх и бесследно растаяли в воздухе. Впереди быстро тускнела зловещая, красная черта…
Рядом с собой Лавро услышал надрывное дыхание загнанной лошади и, вздрогнув, оглянулся. Юноша-великан с низко опущенной головой, спотыкаясь, бежал к тускневшей черте, руки его беспорядочно болтались во все стороны. Лавро попытался догнать его, удержать, крикнуть, но не мог: странная слабость сковывала члены, а язык онемел.
Добежав до края, великан точно опомнился, конвульсивно прянул назад, покачнулся— и с жалким криком рухнул в бездну… А через минуту потемнела и угасла кровавая граница страшной могилы… Надвинулась ночь…
Лавро понял, что на глазах его только что совершалась по приказу неведомого деспота неслыханно-жестокая казнь… Казнь, где приговоренный к смерти сам казнил себя, вопреки воле, вопреки горячему протесту жаждавшего жизни здорового, сильного тела. И мысль, что над ним, Бригидой, совершится сегодня или завтра этот же бессмысленный приговор, пронизывала все существо охотника невыразимым ужасом.
VII. Неожиданное спасение.
Не спалось в эту ночь Бригиде. События последних дней поколебали даже его закаленные нервы многолетнего бродяги. Положение представлялось до того безнадежным, что не раз в голову приходила мысль ринуться вниз со скал по собственной воле, а не томиться, ожидая жестокого приказа неизвестного судилища.
Тоскливо бродил пленник по своей странной тюрьме, смотрел на равнодушно мигавшие звезды, думал о далеком любимом Подольском захолустье и о судьбе, так безжалостно исковеркавшей его жизнь мирного хлебороба, забросившей его в эту страну, где он должен носить несвойственную ему маску бродяги.
Бригида сел недалеко от края платформы, подпер голову кулаком и запел:
Стоит гора высокая,
А пид горою гай…
Сильный красивый голос украинца, отраженный гранитными скалами, широко лился в загадочную тьму бездны, отвечавшей грустному напеву далеким рокотом прибоя…
А молодость не вернется
Не вернется вона…
продолжал певец и, услыхавши сзади чуть слышный шорох, быстро оглянулся. На террасе, прислонясь к стене, стояла женщина — вестница смерти, а в открытой двери неясно вырисовывалось еще несколько фигур. Женщина знаком приказала Лавро не двигаться с места и продолжать прерванное пение.
В уме хитрого украинца мигом созрел план воспользоваться неожиданным преимуществом, которое, очевидно, доставляло ему пение. Он отрицательно покачал головой, указывая вниз на дно пропасти, и с грустным видом отвернулся, украдкой наблюдая за результатами маневра. Женщина приблизилась к открытой двери, отвесила почтительный поклон, быстро и горячо заговорила, очевидно, в чем-то убеждая лицо, находящееся внутри здания. Когда она кончила, наступила пауза, потом голос — тоже женский — ответил:
— Аффа харм…
Женщина вошла в дверь и, тотчас же вернувшись к охотнику, улыбаясь, протянула ему каменный амулет на тростниковой бечевке, знаками объясняя, чтобы он надел его на шею и был спокоен за свою участь. Сопоставив то, что у приговоренных к смерти великанов отбиралось это шейное украшение, а ему, наоборот, приказывали надеть этот предмет, что старик-великан относился к шейному камню с особой бережностью, Лавро понял, что ему даруется жизнь, и произнес в форме вопроса знакомое слово?
— Аталдатл?
— Аталдатл, аффа харм! — улыбаясь ответила женщина и закивала головой.
Лавро выразил, как умел, свою благодарность и продолжал пение, при чем заметил, что большее впечатление на слушателей производят печальные песни: «Виют витры» и другие в этом роде.
VIII. Законы Аталдатл.
С этой ночи Бригида сделался полноправным гражданином страны великанов, при чем впоследствии, когда научился понимать их язык, узнал, что он — первый из иностранцев, удостоившийся такой чести. Все его предшественники (а их было несколько), проникшие в это замкнутое царство, погибли по велению строгих, непоколебимых законов, которыми управлялась эта странная община.