Всемирный следопыт, 1928 № 06
Шрифт:
Кто из тысяч присутствовавших сумел бы точно описать этот ужасный, потрясающий вой? Это был вой, где боль, гнев, угроза и оскорбленное величие планеты смешались в один страшный долгий крик. Целую минуту стоял этот вой тысячи сирен, соединенных в одну, парализуя массы зрителей свирепой угрозой; затем он разнесся в тихом летнем воздухе, отдался эхом по всему южному берегу и даже перелетел через канал и достиг Франции. Ни один звук в истории человечества не мог сравняться с воплем раненой планеты.
Оглушенные, полуразбитые, мы с Мэлоном ощутили и удар и страшный звук, но только из рассказов других свидетелей происшедшего узнали подробности невероятного зрелища.
Первыми из недр
Потом забил гейзер. Это был огромный фонтан скверной, тягучей как патока жидкости, плотности смолы, взлетевший в вышину на две тысячи футов. Аэроплан-наблюдатель, паривший над полем, был сбит этим фонтаном, совершил вынужденный спуск, и летчик вместе с машиной зарылись в потоки вонючей грязи. Противная жидкость, обладавшая невыносимо жгучим запахом, являлась, повидимому, тем, что заменяет кровь для земного организма, или, как утверждает Челленджер и поддерживает Берлинская академия, — защитной секрецией (аналогичной вонючим выделениям каракатицы), которой природа снабдила старуху-планету для защиты от наглых челленджеров.
Огромный фонтан тягучей как патока жидкости взлетел в вышину.
Сам виновник торжества, восседавший на трибуне на холмике, избежал всяких неприятностей, тогда как несчастные Представители прессы, находясь прямо под обстрелом вонючего фонтана, мгновенно пришли в такой вид, что ни один из них в течение нескольких недель не был в состоянии появиться в приличном обществе. Вонючий дождь разносился ветром к югу и падал на толпу, так долго и терпеливо ожидавшую на холмах великого момента. Несчастных случаев не было. Ни одно жилище не пострадало, но многие дома провоняли этой ужасающе отвратительной жидкостью и долго еще хранили запах в воспоминание о великом опыте Челленджера.
Потом рана стала затягиваться. Земля с огромной быстротой стала штопать челленджерову прореху. С долгим, протяжным кряхтением стали сходиться стены шахты, и из глубины доносился ритмический шум. Затем стали колебаться и дрожать, пока с грохотом не развалились, кирпичные постройки, наконец, стены сошлись, по земле прошло колебание, как при землетрясении, колыхнуло холмы — и над тем местом, где была шахта, выпятился бугор футов в пятьдесят вышиной, и на нем пирамидой торчали обломки железных ферм и башен.
Опыт профессора Челленджера был не только окончен, но и навсегда скрыт от человеческих взоров. Если бы не обелиск, воздвигнутый всеми научными обществами мира, потомки никогда бы не поверили, что этот опыт был на самом деле…
* * *
Затем настал апофеоз. Долгое время после этого поразительного явления по лугу пробегал лишь тихий шопот; зрители приходили в себя, старались собрать мысли, осознать, что произошло, как и почему. Потом их обуяло преклонение перед человеческим гением, добравшимся до скрытых веками тайн природы и разгадавшим их. Повинуясь непреодолимому импульсу, все, как один, обратились к Челленджеру. Со всех концов луга раздались крики восторга, и с вершины своего холмика он видел море лиц и приветственное колыхание платков.
Теперь, оглядываясь на прошлое, я вижу Челленджера еще лучше, чем тогда. Он поднялся с полузакрытыми глазами, с улыбкой гордости и удовлетворения, левой рукой упершись в бок, правую заложив за борт фрака. Конечно, эта поза его будет увековечена; я слышал щелканье затворов фотографических камер, точно щелканье мячей на крокетной площадке. Июньское золотое солнце освещало его, когда он торжественно повернулся и отвесил поклон на все четыре стороны. Челленджер — сверх-ученый, Челленджер — архипионер, Челленджер — первый из всех людей, о существовании которого узнала Земля!..
* * *
Несколько слов в качестве эпилога. Всем, конечно, хорошо известно, что эффект опыта Челленджера отразился во всем мире. Правда, ни в одном пункте раненая планета не испустила такого вопля, как в месте ранения, но она, с достаточной убедительностью доказала своим поведением в прочих местах мира, что представляет собой единый организм. Через каждую отдушину, через каждый вулкан выла она, выражая свое негодование. Гекла вопила так, что исландцы боялись извержения. Везувий усиленно дымился. Этна выплюнула большое количество лавы, и иск в полмиллиона лир за убытки был вчинен против Челленджера в итальянских судах владельцами пострадавших виноградников. Даже в Мексике и в горных цепях Центральной Америки обнаружились признаки активной вулканической деятельности, а вопли Стромболи оглушили всю восточную часть Средиземного моря.
До сих пор пределом человеческого чванства было заставить говорить о себе весь мир.
А заставить весь мир кричать о себе — это привилегия одного Челленджера!..
ДУН-СКИТАЛЕЦ
Краеведческий рассказ А. Романовского
Рисунки худ. И. Заславского
I. В гнезде.
Жизнь кабаненка Дуна началась в мартовскую полночь близ Садыварских озер, в глухом нахмуренном Бурлю-тугае[62]). В первые минуты он решительно запротестовал против нового, насильственно преподнесенного ему мира. Он озяб, ничего не понимал и сокрушенно заполз под брюхо своей матери Ичке, изнемогавшей от радости.
Прежде всего Дун попробовал пискнуть. Это ему вполне удалось, и он на некоторое время увлекся этим занятием. Затем, перед утром, ему на нос упала очень вкусная капля, которую он слизнул, и в тот же момент всем нутром почувствовал непреодолимое желание повторить эту операцию. Он начал тыкаться носом в своем убежище и вскоре нашел нужный источник. Тогда он, как клещ, с жадностью присосался к брюху матери.