Всемирный следопыт, 1928 № 08
Шрифт:
— Зачем они на спине? — спросил Леру.
— Потому что мы их перевернули. Это — плоды нашей охоты, — отвечал Симон. — Раздобыть панцырь черепахи не так-то просто. Поэтому охотники, застав черепах на берегу, переворачивают их на спину. Очутившись в таком положении, черепахи не в состоянии самостоятельно перевернуться на брюхо. Так они и будут лежать на спине, пока не издохнут и тело их не сгниет под палящими лучами солнца.
— Сейчас мы освободим вас, друзья! — подходя к одной из черепах, сказал Симон.
При приближении людей черепахи сразу убрали под панцырь ласты и спрятали головы.
— Берись за край панцыря! — скомандовал доктор.
— Вы хотите ее перевернуть? — воскликнул Леру.
— Ну, конечно, — ответил Симон, осматриваясь по сторонам. — Теперь сюда никто не придет, — пробормотал он, приподнимая животное за край панцыря.
— Но ведь они уползут в море, — заметил Леру. — Зачем же, в таком случае, нужно было их мучить несколько дней?
— Ну, что же, помучились, зато теперь отдохнут на свободе, — ответил доктор. — Ну, раз, два, три…
— Да она тяжелая! — заметил Леру, напрягаяХсилы.
— Еще бы! — сказал Симон. — В этой суповой черепахе не меньше пятисот килограммов. Ты ел когда-нибудь черепаховый суп?
— Как же.
— Так вот, он приготовляется из этого сорта черепах. У них зеленоватое нежное мясо.
Леру осмотрел верхний панцырь черепахи. Он представлял собой костяной щит, покрытый роговыми щитками буровато-зеленого цвета, с темными пятнышками.
Черепаха медленно поползла к воде. Остановилась, повернула голову и взглянула на доктора. Затем спустилась в воду и скрылась в волнах.
Две других черепахи не имели роговых щитов. По величине они были почти равны освобожденной, но значительно тяжелее.
— Это очень редкий вид кожистой черепахи, — сказал Симон. — Будь мы с тобой свободные граждане, можно было бы сделать из них прекрасные чучела для музея. Наши мучители все равно сгноят их и бросят в море. Эти попали сюда случайно… Ну, переворачивай!.. — добавил он.
Они перевернули остальных двух пленниц и подтащили их ближе к воде.
Черепахи поспешно погрузились в море.
— Когда здесь было много ссыльных, иногда надзирателям по десятку и по два удавалось захватывать этой ценной добычи, — сказал Симон. — В особенности весной, когда черепахи приплывали сюда нести яйца. Самка суповой черепахи несет иногда до ста яиц. Они лежат на солнце две-три недели, и из них вылупливаются детеныши. На нашем острове яйца редко сохранялись: их либо смывало волнами, либо поедали урубы.
— Все-таки я не понимаю вас, доктор: зачем вы выпускаете на свободу такую ценную добычу?
— Пока они нужны были для моего дела, я пользовался ими сам. Для наших надзирателей я их оставлять не хочу, вот и все.
— Для чего вам были нужны черепахи? — спросил Леру.
— Не будь таким любопытным! Придет время, и ты все узнаешь, — ответил врач.
— А часто вам удавалось выпускать пленниц на свободу?
— Часто. Я лишал наших тюремщиков изрядного дохода. Не стоят они того, чтобы ради их кармана страдала даже такая тварь, как черепаха!
— А ведь черепахи должны ужасно мучиться, умирая такой медленной смертью! — заметил Леру.
— Еще бы! — отвечал Симон. — Эта несчастная тварь лежит под палящим солнцем на раскаленном песке, томясь от жажды и голода. В течение целой недели и даже дольше она испытывает ни с чем не сравнимые муки. Некоторые попадались по два и по три раза. Отпуская их, я делал надрезы ножом на их роговых щитах. И, представь себе, они узнавали своего освободителя.
— Стало быть, черепаха — не умное животное, если она несколько раз возвращается туда, где ей угрожает гибель, — заметил Леру.
— Напротив, черепаха — очень разумная тварь. Но этим несчастным некуда больше деваться. На острове Руаяль и Иосифа их беспощадно губят. Здесь же всегда было очень мало народу, и только во время войны нашего полку прибыло. Для охоты же за черепахами нужно немало рабочих рук.
— Ну, идемте: еще, чего доброго, кто-нибудь из надзирателей заглянет, — беспокойно озираясь, сказал Леру.
— Не заглянет никто в это время. Я их изучил. Первое дело заключенных, как мы с тобой, это — изучить привычки своих сторожей, — сказал Симон. — Это далось мне не скоро, но теперь я знаю, как далеко каждый из них отходит от своего жилища, куда заглядывает и куда никогда не завернет. Я изучил звук и быстроту шага каждого надзирателя. Я без ошибки установлю, с какого расстояния каждый из них увидит тот или другой предмет. Когда они делают обход, я знаю, в каком месте они остановятся и, повернувшись, пойдут обратно. Все их привычки мне знакомы, как мои собственные. Сидя на Чортовом острове, приходится много думать, соображать и строить планы, которые на свободе и в голову не придут.
Он нагнулся к уху Леру и прошептал:
— Мы будем с тобой на свободе, мой молодой друг!
Леру вздрогнул и схватил руку своего товарища…
Ночью Леру проснулся от нестерпимого зуда в щиколотках. «Клопы»! — подумал он и, нащупав в темноте коробок спичек, зажег свечу. Он внимательно осмотрел постель. На простыне не было видно никаких насекомых. Осветив ноги, он вскрикнул от ужаса. Словно кровавые браслеты охватывали его щиколотки. Тут только вспомнил молодой француз о предупреждении доктора относительно агути…
— Что случилось? — спросил проснувшийся Симон.
— Смотрите! — чуть не плача, воскликнул Леру, указывая на свои ноги.
Доктор внимательно осмотрел воспаленные места и нахмурил брови.
— Ну, да, это вши агути, — сказал он. — Вот будет история, если у нас не осталось лимонов!
— Там в корзинке — около десятка лимонов. Я сорвал их сегодня утром, когда вы ходили в канцелярию. Только они совершенно зеленые, — сказал Леру.
— Это и хорошо, что зеленые, — сказал Симон, вынимая из корзины пару лимонов. — Чем кислее лимон, тем лучше. Вши агути, пока они еще не забрались под кожу, погибают от лимонного сока.