Всему свое время
Шрифт:
— Так-то лучше, Энджел, — сказал Максим. — Я ведь не ошибся, это тебя зовут Ангелом?
— Энджел, — повторила Лика, словно пробуя новое имя на вкус. Так ее еще никто не называл. Она глянула на Максима, он улыбался так уверенно, что Лика из непонятно откуда появившегося вдруг упрямства вздернула подбородок и строго сказала: — Меня зовут Анжеликой.
— Анатольевной Яценко, — продолжил Макс и кивнул. — Я знаю. Но я буду тебя звать Энджел. Если, конечно, ты не возражаешь… Ты ведь не возражаешь? — спросил он, заглядывая в ее глаза. И констатировал: — Ты не возражаешь.
Лика не возражала ни против странного имени, ни против того, что парень, давший ей это имя, пошел ее провожать, ни против того, что он назначил ей свидание на следующий же день, ни против легкого поцелуя на прощание. Не возражала просто потому, что у нее на это не было сил.
Вся школа завидовала ей. У девчонок зависть была черная, у мальчишек — белая. Последние примешивали к этому уважение, от чего зависть первых становилась еще чернее. Три месяца школа судачила только о Лике с Максимом. Девчонки ждали, когда он ее бросит и гадали, кто же станет его следующей пассией, втайне надеясь, что теперь-то Максим изменит своему правилу — не заводить романов в школе. Даже Настя иногда не выдерживала.
— И когда вы с ним разбежитесь? — порой вырывалось у нее.
— Никогда, — безмятежно отвечала ей Лика с торжествующей улыбкой. — Никогда, Настенька.
Тогда Лика действительно в это верила. Максим был очень хорошим, нежным, милым и так здорово умел ее веселить. Он оказался даже лучше, чем она его себе представляла, и относился к ней трепетно, как к хрупкому цветку. Наверное, он ее любил. Она это чувствовала, даже знала. В его взглядах, словах и жестах всегда, всегда, сколько помнила Лика, была тихая нежность. Ничем не прикрытая, а оттого еще более удивительная, поскольку в компаниях Максим слыл заводилой и шалопаем. Но когда он оставался с ней, то становился тих и нежен. И Лика платила ему тем же. Она любила его со всем пылом первого чувства. Практически беззаветно.
У Макса было три страсти: Энджел, спорт и дети. После школы он поступил в педагогический институт и мечтал о том, что будет работать физруком, вести группу по плаванию, женится на ней, и у них будет два мальчика и две девочки. Он был настолько реалистом, что никакие посулы его тренера по плаванию не могли раззудить в нем тщеславия. Карьеру в спорте он не собирался делать дальше, полагая, что талантливых пловцов хватает и без него, так что выигрывать заплывы есть кому. А вот создать за него семью не сможет никто, и потому он спокойно жертвовал возможной спортивной карьерой ради будущего семейного уюта. Звезд с неба Макс не хватал, хотя успех в спорте давался ему без особого труда. Кстати, возможно, поэтому он сознательно и отказывался от спорта, хотя, на самом деле, несмотря даже на его показной альтруизм, нельзя было бы назвать его человеком без амбиций, без честолюбия. Просто Максим вполне мог удовлетворить свое честолюбие иначе. Менее кровавыми способами. Поэтому из всех своих страстей и ставил на первое место Энджел. В этом было меньше всего опасности потерпеть фиаско. И меньше всего риска. Энджел не могла ему изменить, считал Максим. И справедливо считал. Энджел ему изменить не могла. А Лика?..
Она вздохнула и еще раз осмотрела себя в зеркале. Цвет сшитого Мариной платья, длиной до щиколотки и без рукавов, замечательно сочетался с ее глазами. Волосы Лика убрала в высокую прическу, выпустив на волю несколько кокетливых прядок над висками и по шее. Вроде все на месте, даже Маринин подарок на совершеннолетие — золотой браслетик. Лика осмотрела себя еще раз от завитых локонов до кончиков туфель. Отвернулась от зеркала и принялась ходить по комнате туда-сюда, нервно покусывая губы и потирая руки.
Все было готово. И стол, и хозяйка. Но где же гость? Лика подошла к окну и выглянула. Во двор въехал черный джип и остановился у Ликиного подъезда. Она с интересом пронаблюдала, как из машины выгрузился — а иначе и не скажешь о таком детине — высокий светловолосый парень и окинул взглядом окна.
Максим, узнала его Лика, отшатнулась от окна и почувствовала, как похолодело что-то внутри. Неужели она и в нем разочаруется? Да, теперь поздно думать об этом, но ей почему-то стало не по себе. Появилась даже крамольная мысль ему вовсе не открывать. Она опять подошла к окну и снова осторожно выглянула. Двор был пуст. Значит, сейчас Максим придет. Сколько ему нужно времени, чтобы подняться? А может, он ее не видел и тогда еще не поздно дать задний ход?..
«Поздно, — сказала она себе. — Не паникуй. Может, не все так страшно. В конце концов, мы любили друг друга. И кто знает, может быть, любовь в его душе и моя память о ней способны совершить маленькое чудо?»
В дверь позвонили. Лика осторожно подошла к ней, глянула в зеркало, отметив собственную бледность, что не удивительно при данных обстоятельствах. Потом глубоко вздохнула, посчитала: «Пять, четыре, три, два, один, ноль»… И открыла.
Максим стоял на пороге. В одной руке чудовищного размера пакет, а в другой — букет нежно-розовых роз. Никак не меньше дюжины, прикинула Лика и, вздохнув еще раз, подняла на него глаза.
— Господи! — простонал Максим и, словно обессилив, прислонился к стене. — Господи, Энджел, так нельзя.
— Как? — оторопела она и добавила: — Входи…
Максим закрыл глаза, шагнул в прихожую, которая, как в прежние времена, сразу же стала маленькой, тесной, поставил пакет на пол и снова прислонился к стене.
— Так, Энджел, — он открыл глаза во всю ширь и медленно, очень медленно осмотрел ее сверху до низу. Лика ощутила его взгляд каждой клеточкой и затрепетала под ним, удивляясь и смущаясь одновременно. — Потому что нельзя быть на свете красивой такой. Знаешь песню? — Максим был все еще бледен и растерян. — Прости, сказал пошлость, — он легко пожал плечами, видимо, начиная приходить в себя. — Я, конечно, думал, что ты стала настоящей красавицей, но… Скажи мне, Энджел, ну почему ты так непростительно, неправдоподобно красива?! — с каким-то отчаянием спросил Максим, бросил цветы на столик и притянул Лику к себе. Он сжал ее в объятиях и начал горячо шептать. — Господи, я так долго мечтал об этом! Я уже даже и не мечтал! Ты всегда была для меня единственной! Я думал, что потерял тебя навсегда! И теперь… — голос у него сорвался, и Лика поняла, что надо срочно вырываться из его жарких объятий.
— Не надо, Максим, — относительно твердо проговорила она. — Не надо сейчас.
Он глубоко, судорожно вздохнул и… разжал руки. Лика тут же сделала несколько шагов в сторону и опустила глаза. Конечно же повисла напряженно-выжидательная пауза.
— Да, извини, — тоже относительно спокойно произнес Максим. — Это тебе, — он протянул ей цветы.
— Спасибо, — ответила Лика и поднесла букет в лицу, затем улыбнулась. — Ну что мы как не родные? Идем.
Пока она занималась цветами, Максим выкладывал на стол продукты.
— Зачем это? — удивилась Лика, увидев выросшую на столе гору баночек и пакетов. — Неужели ты думал, что мне тебя угостить нечем?
— Нет, — смущенно улыбнулся Максим, — нет, конечно, просто…
— Понятно, — протянула Лика. — Привычка, значит, такая.
— Энджел… Энджел, ну не обижайся… Здесь ведь все, что ты любишь… Любила, по крайней мере… — Он как-то умоляюще посмотрел на нее.
— А ты помнишь, что я любила? — снова удивилась Лика.
— Ну конечно же! — воскликнул Максим и стал перечислять, загибая пальцы. — Горький шоколад, бананы, креветок, кальмаров, копченую курицу, миндаль, «Птичье молоко»…