Всему вопреки
Шрифт:
— Не заметил, чтобы это его шокировало, — жестко сказал Джеймс и залпом выпил содержимое своего стакана.
Марти снова пожала плечами.
— Это потому, что ты не слишком наблюдателен.
— В любом случае, — сказал Джеймс, окинув Кэрол враждебным взглядом, — почему вы не рассказали мне, что Арман прислал вам розы?
Девушке казалось, что все происходящее — не более, чем буря в стакане воды. Она совершенно не могла понять, почему Джеймс пришел в такое бешенство, ведь он не обращал на нее все утро почти никакого внимания, и почему
— Я не думала, что это вас так заинтересует, — ответила она с ледяным спокойствием. — Кроме того, это совершенно вас не касается, не правда ли? Я имею в виду, что наше соглашение дурачить людей фиктивной помолвкой не предусматривало обязательного совместного обсуждения личной жизни каждого из нас. И позволю себе заметить, что розы, присланные мне графом, — это мои и только мои, а причины, по которым он это сделал, касаются только меня!
Марти смотрела на нее с удивлением и восхищением одновременно, а потом разразилась бурными аплодисментами в ее адрес.
— Великолепно! — воскликнула она. — Просто великолепно! Задавая тебе подобные вопросы, Джеймс поступает совершенно некорректно, ведь он не имеет на тебя абсолютно никаких прав. Другое дело, если бы вы были помолвлены по-настоящему... Но, раз это не так, ты не должна позволять ему командовать собой!
— Не имею ни малейшего намерения позволять Джеймсу или кому бы то ни было другому командовать мной, — с достоинством заверила ее Кэрол.
Джеймс посмотрел на нее долгим и внимательным взглядом. Кэрол оставалось только гадать, вызван ли этот взгляд тем, что его не обмануло ее напускное спокойствие, или тем, что он вдруг посмотрел на нее совершенно другими глазами, понял, наконец, почему кто-то дарит ей розы.
Остаток дня прошел в атмосфере некоторого напряжения. После полудня Джеймс ушел в одиночестве бродить по окрестностям, желая, видимо, обдумать все происшедшее.
За обедом он вернулся к разговору о графе.
— Граф, кажется, планировал какую-то новую экспедицию, — сказал он. — Что же тогда привело его в Лондон? И зачем ему понадобилось заезжать в Ферн Эбби? — Он посмотрел на Марти мрачным подозрительным взглядом. — Ты что-нибудь знаешь?
Она взяла персик с серебряного блюда с фруктами и принялась его чистить.
— Быть может, ты его сам приглашал когда-то, — высказала предположение Марти, — вот он и решил приехать.
— Не помню такого. Но что может заинтересовать в Ферн Эбби француза, пристрастившегося копаться в Богом забытых углах планеты? Он редко ведет свои раскопки где-нибудь ближе Южной Америки или Бирмы. Не думаю, что наше старое поместье могло заинтересовать его так же, как какой-нибудь заброшенный буддийский храм или индейский город, затерянный в дебрях Амазонки.
Марти сосредоточенно доедала свой персик.
— Может, он питает скрытый интерес к средневековой британской культуре, — с изрядной долей ехидства заметила она.
Джеймс посмотрел на сестру тем же мрачным и подозрительным взглядом, и тень улыбки в уголках ее губ насторожила его еще больше.
— Ведь он приезжает сюда не из-за тебя, не так ли? — упрямо продолжал Джеймс.
Марти приняла шутливо-восхищенный вид.
— Если только не классифицировать меня, как типичного представителя средневековой британской культуры. Я ведь уже сказала тебе, что розы он прислал Кэрол, а вовсе не мне.
Джеймс замолчал, углубившись в свои мысли. Весь вечер он практически не замечал Кэрол, и девушка почувствовала, что в ней поднимается волна негодования.
На следующее утро пришла еще одна телеграмма от Армана, в которой он просил прислать за ним машину на ближайшую железнодорожную станцию. Джеймс со смертельно недовольным видом дал необходимые распоряжения шоферу и куда-то ушел. Машина вернулась перед самым ленчем, но Джеймса нигде не было видно, и встречать гостя пришлось Марти.
Когда из шикарного серого «бентли» вместе с графом вышла Санта Сент-Клер, Марти испытала довольно сильное потрясение. Санта в легком белоснежном костюме и широкополой летней шляпе выглядела, как всегда, потрясающе и, как всегда, сверкала золотом и множеством драгоценных камней.
Граф с галантностью истинного француза помог ей выбраться из машины и стал осматриваться по сторонам, словно ища кого-то, кто должен, был, быть здесь вместе с Марти. Марти, стараясь скрыть, охватившую ее от внезапного приезда Санты, досаду, подала графу руку и выразила ему свое удовольствие видеть его снова. Из-за угла дома с беззаботным видом появился Джеймс. Увидев Санту, он на мгновение застыл, а потом, как ни в чем не бывало, направился через террасу приветствовать гостей.
Санта ждала его, ослепительно улыбаясь.
— Дорогой, — сказала она, — вот я и приехала! Мы так странно расстались тогда в Париже! Арман подумал, что ты не станешь возражать, если я приеду вместе с ним. Со стороны Марти было так любезно пригласить его... Кроме того, здесь, видимо, есть еще кто-то или что-то, и это заставило его немедленно принять ее приглашение! — С этими словами она взглянула на, стоявшую возле одного из каменных львов террасы, Кэрол.
Она была одета совсем просто, чем только усиливала контраст между собой и Сантой Сент-Клер.
Но граф не увидел ничего предосудительного в простоте наряда девушки. Он буквально взлетел по ступеням на террасу и горячо протянул ей руку.
— Мадмуазель Кэрол! — воскликнул он. — Вы очаровательны, как никогда! Вы так по-английски выглядите на фоне этого прекрасного старинного дома! Не могу выразить, какую радость доставляет мне видеть вас снова!
Джеймс — которого Санта держала за руку так, чтобы всем было ясно, что он принадлежит ей, а вовсе не какой-то там мнимой невесте — совсем не обращал внимания на мадам Сент-Клер, а мрачно озирался по сторонам, время от времени поглядывая на Кэрол. Губы его были плотно сжаты, брови почти сомкнулись над переносицей.