Всемуко Путенабо
Шрифт:
– Откройте, полиция!
Два «б» – брюн и блонд – синхронно оглядываются на входную дверь.
Страх. Ненависть.
У нее к ним – брезгливое высокомерие.
– Дошло? – Она царапает себе грудь. Полосы на коже смотрятся жутко.
– Но камера! – Брюнет в трансе. – Камера – доказательство умысла, провокации. Тебе не поверят.
– Иметь дома не запрещено. А записи нет.
Она улыбается.
– Сучка! Ты же сама нас…
Кристина набирает полные легкие воздуха и бросается к двери:
– Помогите!
174
Хотите
И да минует нас чаша сия.
Квартира зияла пустотой. Пустота – не отсутствие мебели, техники и тряпок. Это когда близкие люди исчезли. Все остальное – не пустота, а обстоятельства.
Обстоятельства сообщили глазам, что квартиру обчистили. Кирилл наскоро оглядел вывернутые шкафы и выдернутые ящики тумбочек. Крупная техника на месте, а мелкое не в счет. И особых ценностей у Кирилла с Аленой не было. Воры просто не успели.
Видимо, Кирилл спугнул их, и они сбежали, унеся кое-что из ценного. Обокрали – пусть, это обидно, но не катастрофично, вещи в жизни не главное. Главное – где Алена? Тоже унесли, как величайшую драгоценность?
Мозаично, с выпавшими элементами, всплыло испуганно-агрессивное лицо ударившего недомерка. Загнанный в угол зверек. Он кусается именно потому, что загнан в угол, от отчаяния. Второй, скорее всего, тоже подросток. Ради ерунды они на мокрое дело не пойдут. Тем более, простые воришки не возьмут заложника – он только мешать будет. И лишнюю статью пришьет, более серьезную, чем кража. Им просто хотелось поживиться. Насилие? Могли бы, для куража. Особенно, если не местные. Но насилие оставляет следы. Следов нет.
Всплывает тот же вопрос: где Алена? Куда-то ушла до прихода воришек? Что заставило?
Кирилл, не глядя, извлек мобильник и ткнул в «номер один» быстрого набора. «Пам-па-пам!..» – запело в ворохе шарфов, перчаток и шапок в прихожей. Воришки проморгали. Но что это даст? Почему Алена не взяла телефон, почему не звонит с другого? Два часа назад она сказала, что пришла. Если была дома – почему впустила? Если не была, то почему и где она теперь?
Алена. Милая. Что с тобой?
Ее вещи нашлись все до единой – все платья, все брюки, вся зимняя и летняя обувь. Плащ, пальто и куртка. Белье – все, без исключения. Черт знает что. Кирилл напряг память, на которую никогда не жаловался.
Ага. Тапочки. И халат.
Голова загудела, будто ее вновь огрели утюгом. А огрели именно им, вот он, рядом валяется.
Дурдом. На улице – большой минус. В подъезде – маленький, но тоже. Куда в таком виде? К соседу за солью, а Кирилл тогда – рогатый герой анекдота? Бред. Алена не такая. Поэтому и выбрал. Поэтому любит. И не только поэтому.
Понятно, про ограбление он заявлять не станет. Не до того. Объяснять придется многое, а это время, нервы и упущенные возможности. А ему нужно искать решения.
Павлик.
А теперь и…
Безжизненная пустота булькнула звуком напоминания о пропущенном сообщении. На вспыхнувшем экране появилось уведомление. Оказывается, пока Кирилл шел по зимнему городу, пришло СМС. Он не слышал. Да и как, если мороз, уши закрыты, а душа рвется вперед и в завтра. А телефон глубоко.
Глаза вглядываются в безобразно прыгающие буквы:
«Павлик унас. Ни кому ни сообщай, если ни хочишь проблем. Готовь бабки штуку баксов. Будь через час у памитника Ленина. К тебе подойдут. Ни вздумай абмануть – убьем! Усек?»
Еще одни. И Павлик у них. У этих, безграмотных.
«Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь очень близкого человека?» – сказали те, которые завтра. Про то, что очень близкий человек именно сын, не было ни слова.
Алена?!..
173
Вращ – некрасивое погоняло, но присосалось насмерть. Отдерешь только с кровью. С кровью не хочется, себя Вращ любит.
Некрасивый, небольшой, сутулый, паукообразный. Сначала прозвали Хилым. Не прижилось, пусть и вправду хилый. Паук – тоже отпало, не по чину. Стал Вращом. И хрен с ним. Про изначальное имя он даже не помнит. Незачем. Кому?
Три часа он простоял у подъезда. Точка наблюдения менялась несколько раз.
И ничего. Грелся в подъезде, пока соседские бабки не собрались звонить куда не надо.
Теперь опять на улице. Холодно. Ноги не ощущаются.
Профукал? Поди разбери, когда они все закутаны в платки да меховые шапки.
Все же интуиция подсказывает, что нужной девушки не было. А дома теперь кто-то есть, недавно зажегся свет. Проходили только мужчины и женщины в возрасте. Вот и ладушки.
Хватит ждать, мертвому или больному деньги ни к чему. С очередным открытием подъездной двери, выпустившей пенсионера с собачкой, Вращ опять оказался внутри. Игнорируя лифт, быстро поднялся на нужный этаж, движением разгоняя кровь. Потоптался на месте, пришел в себя, успокоил дыхание. Палец на звонок. «Плюм-блюм!» – внутри.
Дверь отпирают. Ура!
Мужчина. Серьезный пронизывающий взгляд. Половина тела скрыта за дверью – в руке возможно оружие.
Ноги сами делают шаг назад, вынося из доступной зоны. Понадобится – можно броситься вниз. Он заставляет себя произнести:
– Муж Алены Агеенко?
Мужчина смотрит по сторонам, словно выискивает помощников-подельников. Вращ один. Но далеко. Холодным оружием и, тем более, руками не достать. Если там что-то посерьезнее – нужен достаточный повод для применения. Повода пока нет.
– Муж? – переспрашивает мужчина. – А что?
– Есть любопытная информация. О ней, об Алене. Интересно?
– Допустим.
– Это будет стоить…
– …Твоей жизни, – перебивает мужчина.
Он смещается вбок.
Вращ глядит в направленную в живот стальную смерть, готовую плюнуть свинцом. Нет, не готовую. Пока – не за что. Поджилки трясутся, но голова работает. Вращ видел и знает жизнь.
– Это несерьезно, – говорит он. – Я деловой человек. Если вы не в настроении, могу зайти позже.