Всеобщая история
Шрифт:
Еще более важным в теоретическом плане является пассаж XXXVII, 4, в котором Полибий рассматривает причины падения численности населения в Элладе. Автор считает своей целью опровергнуть мнение тех, кто склонен усматривать действие судьбы в общественных и частных делах. С точки зрения Полибия допустимо относить к сфере деятельности судьбы только те вещи, причины которых невозможно или трудно распознать. К этой категории автор относит дожди и ливни необычайной силы , противоположные им засухи и холода и происходящие от этого неурожаи; длительные эпидемии , а также вещи, подобные перечисленным, причину которых нелегко отыскать (Ibid. 2). В этих случаях можно, следуя мнению толпы , возносить молитвы, приносить жертвы божеству , вопрошать богов о том, как лучше всего поступить в данных обстоятельствах.
Человек, обращающийся к богам там, где
Объяснения, приводимые в этом пассаже Полибием, не снимают, однако, всех противоречий, связанных с понятием судьбы в его «Истории».
Не вдаваясь в подробности существующей по этому поводу дискуссии, 36заметим лишь следующее.
Нам представляется, что в том, как Полибий использовал приемы логического объяснения событий и категорию судьбы, содержится определенная параллель со взглядами Сократа на пределы человеческого познания. Сократ осуждал людей, вопрошавших оракулов в тех случаях, когда ответ мог быть найден в разуме и опыте людей (Xen. Met. I, 7—9). Когда слово встречается у Полибия в подобных ситуациях, оно всегда имеет отрицательную окраску. Очевидно, широко распространенное среди его современников мнение о том, что все происходящее следует приписывать судьбе, было неприемлемо для Полибия потому, что такой подход не позволял глубоко проникать в природу вещей, а следовательно, противоречил целям его «прагматической» истории, для достижения которых требовался убедительный логический анализ событий. Поскольку человеческому разуму доступны причины далеко не всех событий и явлений, то в повествовании Полибия судьба встречается и в положительном смысле. В таких случаях она служит как бы термином, объясняющим явления, не поддающиеся логическому объяснению.
Вместе с тем в сочинении нашего историка имеются случаи совершенно особого употребления слова «судьба» в положительном смысле, отличные от тех, где оно служит просто ярлыком, обозначающим необъяснимые явления. Полибий говорит, что судьба правит миром и почти целиком подчинила его римскому владычеству, что она сделала римлян своим орудием в наказание Антиоха и Филиппа (I, 1, 4; XV, 20, 6—8). Таким образом, несмотря на то что для Полибия с точки зрения задач прагматического историописания очень важно было сузить сферу необъяснимых явлений, для обозначения которых он пользуется понятием судьбы, и максимально расширить область применения причинно-следственного метода, в его «Истории» присутствует также традиционное представление о судьбе как о сверхъестественной силе, правящей миром. Это, возможно, объясняется особым отношением Полибия к римской державе, как государству, подчинившему себе Средиземноморье.
Интересно остановиться на соотношении у Полибия двух противоположных принципов — судьбы, правящей миром (иррациональное начало), и логического расчета и сознательной воли человека. Если предусмотрительного человека постигает удар судьбы, то Полибий не усматривает в этом его вины, и наоборот, если человек необдуманно подвергает себя опасности, то, в случае неудачи, он, по мнению Полибия, заслуженно порицается здравомыслящими людьми (II, 7, 1—3; VIII, 2). Это противопоставление рационального расчета и судьбы изначально свойственно исторической мысли греков и не является монополией какой-либо философской школы. Уже Геродот вкладывает это противопоставление в уста Артабана: «Ведь принять хорошее решение я почитаю величайшей прибылью. Даже если что-либо и воспрепятствует, принятое решение от этого не становится хуже — его побеждает судьба. Принявший же плохое решение, если судьба ему благоприятствует, находит неожиданное счастье, но решение у него тем не менее было принято от этого нисколько не лучше» (VII, 10).
Ксенофонт развивает ту же самую мысль устами Сократа в беседе с Аристодемом. «(Сократ) Кто кажется тебе более достойными удивления, те, кто создают лишенные разума и движения изображения, или создающие разумные и действующие живые существа? (Аристодем) Конечно, клянусь Зевсом, те, кто создают живые существа, если только это делается не по какой-то случайности, но по разуму. (Сократ) В то время, как в отношении одних неизвестно, для чего они существуют, а в отношении других ясно, что они существуют для пользы, то какие из них, как ты считаешь, суть дела судьбы, а какие разума? (Аристодем) Подобает, чтобы рожденные для пользы были творениями разума» (Mem. I, 4, 4). Взгляды Полибия на противостояние в историческом процессе фатальной неизбежности и сознательной воли и логического расчета людей в целом традиционны для греческой историко-философской мысли.
Полибий, будучи человеком практического склада ума, весьма настороженно относился к политическим теориям других авторов. Сам он также старался не уклоняться в сторону теоретических изысканий. Тем не менее этот «нетеоретический» историк сделал то, что не делал никто из его предшественников: три книги из его «Истории» (VI, XII и XXXIV) посвящены специальному кругу теоретических проблем и представляют собой самостоятельные трактаты.
Наиболее важной с точки зрения исторической науки является политическая теория Полибия, которой посвящена вся VI книга его сочинения. Это обстоятельство объясняется тем, что стремление Полибия написать прагматическую, полезную читателю историю безусловно требовало глубоких обобщений в области политической истории. Однако в том виде, в каком политическая теория представлена Полибием в VI книге, она превосходит нужды собственно исторического сочинения и представляет собой совершенно самостоятельное произведение, тем более что в остальных частях «Истории» Полибий не использует политическую теорию, разработанную им в этой книге.
Основу всякой государственности Полибий усматривает в слабости, присущей каждому отдельному человеку ( VI, 5, 7). В доказательство этого Полибий предлагает вниманию читателя фантастическую картину гибели человеческого рода в результате эпидемии или природной катастрофы. Оставшиеся в живых или вновь народившиеся люди объединяются в группы или стада так, как это делают дикие животные (VI, 5, 4—6). Во главе таких групп становятся вожаки, выделяющиеся своей силой и смелостью (VI, 5, 7—8). В мире людей такие сообщества представляют, по мнению Полибия, древнейшую форму государственности — единовластие . Характерным для этой стадии является господство физической силы и отсутствие нравственных установлений (VI, 5, 9—10).
Появление нравственных понятий прекрасного и справедливого , а равно и противоположных им понятий составляет в схеме Полибия второй этап существования государства. Формой правления на этом этапе является царская власть ( VI, 5, 10). Царская власть представляет собой развитие единовластия на основе нравственных понятий, которые Полибий связывает с образованием семьи и семейными отношениями ( VI, 6, 1). Образование семей происходит естественно ( VI, 6, 2). В основе семейных установлений лежит желание родителей найти в своих детях кормильцев, которые бы заботились о них в старости. Если чей-то сын оказывается неблагодарным по отношению к своим родителям и не выполняет своих обязанностей, это вызывает негодование и раздражение у тех людей, которые были свидетелями родительских забот. Эти люди опасаются, что если они оставят без внимания проявления сыновней неблагодарности, то подобная участь может постичь и их (VI, 6, 3—6). Отсюда у людей возникает понятие долга (<...> VI, 6, 7). Понятие долга является началом и концом справедливости .
Вслед за понятием долга возникает понятие одобрения. Поступки, заслужившие одобрение, влекут к подражанию и соревнованию.
Одновременно с этим возникает понятие порицания , с которым связывается стремление избегать неблаговидных поступков (VI, 6, 8—9). Одобрение и порицание влечет за собой появление понятий позорного и хорошего ( VI, 6, 9). Правитель, который поддерживает людей, обладающих положительными нравственными качествами, и карает негодяев, получает добровольную поддержку своих подданных (VI, 6, 11). На этапе царской власти заканчивается период поступательного развития государственности и начинается особого рода циклическое развитие, в котором чередуются простые формы государственного устройства.