Всеобщая история

Полибий

По получении известий об этом Антиох, как я упомянул выше, отказался от своих видов на Койлесирию и направил силы в эту сторону.

49. В таких-то обстоятельствах снова собрался совет, и царь предложил высказаться о мерах, какие следовало принять против Молона, и на сей раз первым говорил Эпиген. Относительно тогдашнего положения дел он заметил, что, согласно его прежнему совету, не подобало терять время в ожидании и допустить такое усиление врага, что, по его мнению, и теперь необходимо взяться за дело со всем усердием. В ответ на это раздраженный Гермий снова бессмысленно и с ожесточением начал бранить Эпигена. Превознося себя похвалами, он возводил на Эпигена нелепые вымышленные обвинения и заклинал царя отнестись к делу внимательнее и не покидать надежды на завоевание Койлесирии. Эта речь раздражала всех ¹⁴⁹, неприятна была самому Антиоху, которому после больших усилий к примирению спорящих едва удалось положить конец перебранке. Но так как советники царя находили мнение Эпигена более отвечающим тогдашним нуждам и более выгодным, то и восторжествовало предложение идти на Молона и заняться прежде всего этим делом. Гермий не преминул показать вид, что присоединяется к этому мнению, отказывается от прежнего, и заявил, что все без всяких отговорок обязаны подчиняться принятому решению. В приготовлениях к этому походу он обнаружил большую ревность.

50. Когда войска

были в сборе в Апамее и в среде их начались волнения из-за недополученного жалованья, Гермий воспользовался тем, что наступившие при таких обстоятельствах смуты встревожили и напугали царя, и пообещал уплачивать жалованье всем войскам, если царь уступит ему и Эпиген не пойдет с ними в поход; ибо, говорил он, надлежащее исполнение военного предприятия невозможно при столь сильной вражде между ними и разладе. Царю тяжело было слышать это, и ему хотелось, чтобы Эпиген с его опытностью в военном деле во что бы то ни стало участвовал в походе; однако опутанный, связанный по рукам и ногам коварством Гермия, его шпионами и лестью ¹⁵⁰, царь не принадлежал более себе и под давлением обстоятельств исполнил просьбу Гермия. Когда Эпиген по приказанию царя возвратился в Апамею ¹⁵¹, члены совета боялись волнений ¹⁵²; но настроение войска, когда требования их были удовлетворены, изменилось, и они, за исключением киррестян ¹⁵³, относились благожелательно к Гермию за выдачу им жалованья. Киррестяне подняли восстание, в числе тысяч шести человек отложились от царя и довольно долгое время причиняли ему большие хлопоты. Наконец одним из царских военачальников они были разбиты в сражении, причем большая часть была истреблена, остальные отдались на волю царя. Гермий подчинил себе «друзей» страхом, войска признательностью за услуги, снялся с царем со стоянки и продолжал поход.

Против Эпигена он в сообществе с хранителем апамейского Акрополя Алексидом повел такого рода козни: написал письмо, как бы идущее от Молона к Эпигену, и, подкупив одного из слуг его обещанием большой награды, уговорил отнести письмо в дом Эпигена и вложить в его бумаги. Вслед засим к Эпигену явился Алексид с расспросами, не получал ли он каких писем от Молона. Когда на это последовал отрицательный ответ, Алексид грубо потребовал допустить его к обыску. Войдя в дом, он тотчас нашел письмо и под этим предлогом тут же умертвил Эпигена. После этого происшествия царь был убежден, что смерть постигла Эпигена заслуженно: придворные, хотя подозревали всю правду, но в страхе молчали.

51. По прибытии к Евфрату Антиох дал отдохнуть своему войску и отправился дальше. В Антиохию ¹⁵⁴, что в Мигдонии, он пришел около зимнего солнцестояния и там остановился с целью переждать наступившую самую суровую пору зимы. Пробыл он здесь дней сорок, затем пришел в Либбу ¹⁵⁵. На состоявшемся совещании о том, какой дорогой идти на Молона, каким образом и откуда добыть средства для похода, — случилось так, что Молон находился в окрестностях Вавилона ¹⁵⁶, — Гермий советовал продолжать путь вдоль Тигра, ограждая себя этой рекой, Ликом и Капром ¹⁵⁷. Зевксид, живо памятуя гибель Эпигена, боялся высказываться. Но так как предложение Гермия было явно ошибочным, то он отважился наконец подать совет, что следует переправиться через Тигр; при этом перечислил трудности похода вдоль реки, указывал главным образом на то, что им предстояло пройти значительное расстояние, совершить шестидневный путь через пустыню и тогда только достигнуть так называемого Царского канала ¹⁵⁸. Раз, говорил он, неприятель успеет заранее захватить этот канал, переправа через него становится невозможною, а обратное отступление через пустыню будет очень опасно больше всего по неизбежному недостатку в съестных припасах. Напротив, после переправы через Тигр можно рассчитывать на перемену в настроении населения Аполлониатиды и на присоединение ее к царю, тем более что и теперь жители этой области подчиняются Молону не добровольно, но по принуждению и из страха; кроме того, тогда наверное войска будут иметь съестные припасы в изобилии благодаря плодородию почвы. Но важнейший довод Зевксида состоял в том, что в этом случае Молону будут отрезаны и обратный путь в Мидию, и получение оттуда продовольствия, вследствие чего он вынужден будет отважиться на битву, а если не пожелает этого, то войска не замедлят перейти на сторону царя.

52. Когда предложение Зевксида восторжествовало, войска тотчас разделены были на три части и в трех местах началась переправа через реку людей и обоза. После этого войска направились к Дурам, осажденным одним из начальников Молона, с первого набега освободили этот город от осады и не останавливаясь продолжали путь, на восьмой день перевалили через так называемый Орик ¹⁵⁹и спустились к Аполлонии.

В это самое время Молон по получении известия о прибытии царя из недоверия к народам Сусианы и Вавилонии, которых он незадолго перед тем и совершенно неожиданно покорил своей власти, наконец из страха, как бы не был отрезан ему обратный путь в Мидию, решил перекинуть мост через Тигр и перевести войска на другой берег. Он стремился к тому, чтобы, если удастся, занять раньше Антиоха гористые части Аполлониатиды, полагаясь на полчище пращников, так называемых киртиев ¹⁶⁰. Исполнив принятое решение, он подвигался вперед быстро и решительно. Лишь только Молон достиг названной выше местности, а в одно время с ним подошел со всем войском и царь из Аполлонии, легковооруженные обоих противников, посланные вперед, встретились между собою на нескольких перевалах. Первое время противники вступали в схватку и тревожили друг друга; но так как оба войска приближались, то легковооруженные разошлись. Возвратившись к своим стоянкам, войска расположились на расстоянии сорока стадий одно от другого. С наступлением ночи Молон сообразил, насколько опасно и трудно будет мятежникам сражаться с войсками своего царя днем лицом к лицу, а потому решил напасть на Антиоха ночью. Отобрав храбрейших и сильнейших воинов из всего войска, он начал обходить врага в нескольких местах, дабы сделать нападение с возвышенности. Но по дороге Молон узнал, что десять юных воинов разом перебежали к Антиоху, вследствие чего отказался от предприятия, повернул назад и стал поспешно отступать. Раннее появление Молона в собственном стане вызвало во всем войске тревогу и смятение. Дело в том, что находившиеся в лагере воины были разбужены и напуганы приближающимся войском и едва не бросились из лагеря. 53. Насколько можно было, Молон старался рассеять охватившую их тревогу. Между тем царь, готовый к битве, на рассвете двинулся из стоянки со всем войском. На правом крыле первыми поставил он конных копьеносцев под начальством Ардиса, человека испытанного в военных делах. Подле них поставил союзных критян, к коим примыкали галаты ригосаги ¹⁶¹; рядом с ними стали иноземцы и наемники из Эллады, вслед за которыми поставлена фаланга. Левое крыло он отвел конным воинам, именуемым гетайрами ¹⁶²; слонов числом десять он поставил в некотором расстоянии один от другого впереди войска. Вспомогательные отряды пешие и конные царь разделил между флангами и приказал им окружать неприятеля кольцом, как только начнется битва. После этого он обходил войска и в немногих отвечающих положению словах ободрял их. Левое крыло он доверил Гермию и Зевксиду, а правым командовал сам. С другой стороны, Молон с трудом вывел войско из лагеря, встревоженное, расстроенное после того смятения, какое было в предшествующую ночь. Тем не менее конницу он разделил между обоими флангами сообразно с построением неприятельской линии; щитоносцев, галатов и вообще тяжеловооруженных поместил в середину между конными воинами; далее, стрелков из лука, пращников и все подобные войска разместил на обоих флангах впереди конницы; снабженные косами колесницы ¹⁶³поставлены были впереди войска в некотором отдалении. Левое крыло он предоставил брату Неолаю, а правым командовал сам.

54. Когда после этого войска перешли в наступление, правое крыло Молона осталось неизменно верным своему вождю и храбро сражалось с войсками Зевксида; но левое, лишь только при встрече с неприятелем показалось на глаза царю, тотчас перешло на его сторону. Это обстоятельство привело в уныние войска

Молона и удвоило мужество в царских войсках. При виде случившегося Молон, уже окруженный со всех сторон, ясно представлял себе грозящие муки в том случае, если живым попадет в плен во власть неприятеля, и сам наложил на себя руки. Подобным образом кончили жизнь и все прочие участники предприятия, разбежавшиеся по домам. Что касается Неолая, то он покинул поле битвы и по прибытии в Персию к брату Молона Александру умертвил мать и детей Молона, а по умерщвлении их лишил жизни и себя, уговорив то же сделать и Александра. Царь предал разграблению неприятельский стан, а труп Молона велел повесить на кресте на самом видном месте Мидии, что немедленно и исполнили палачи: они перевезли труп в Каллонитиду ¹⁶⁴и пригвоздили к кресту у самого подъема на Загр. Вслед засим царь обратился с длинной укоризненной речью к войскам, простил их и назначил начальников, которые обязаны были отвести их обратно в Мидию и привести в порядок дела страны. Сам Антиох спустился к Селевкии, занялся восстановлением порядка в окрестных сатрапиях, во всем поступая здраво и снисходительно. Напротив, Гермий, верный своему характеру, выставлял обвинения против жителей Селевкии, наложил на город пеню в тысячу талантов, изгнал так называемых адейганов ¹⁶⁵, многих селевкиян изувечил, пытал или лишил жизни. С трудом удалось царю положить конец жестокостям частью посредством увещания Гермия, частью собственными мерами. Так восстановил он город, с которого взял только пеню в полтораста талантов в наказание за содеянное преступление. После этих распоряжений царь оставил Диогена начальником Мидии, а Аполлодора — Сусианы; Тихона, первого секретаря в войске ¹⁶⁶, он послал в звании начальника в область при Эритрейском море ⁹*. Этим подавлены были восстание Молона и вызванные им смуты в верхних сатрапиях и восстановлен порядок.

55. Гордый достигнутыми успехами, царь пожелал пригрозить владыкам варваров, живущих над его собственными сатрапиями и в пограничных с ними, и напугать их, дабы впредь они не дерзали поддерживать мятежников доставкою припасов и войска, а потому решил идти на них войною, прежде всего на Артабазану. Этот последний почитался могущественнейшим и мудрейшим из владык и господствовал над так называемыми атропатиями и пограничными с ними народами. С своей стороны Гермий при тогдашнем положении вещей страшился похода в верхние страны по причине сопряженных с ним опасностей и, согласно первоначальному плану, настаивал на походе против Птолемея. Однако когда пришла весть о рождении сына у царя, Гермий сообразил, что Антиох в верхних странах может погибнуть в борьбе с варварами, или ему самому представится удобный случай лишить жизни царя, а потому изъявил свое согласие на поход в той уверенности, что по умерщвлении Антиоха он в звании опекуна младенца получит верховную власть в свои руки. Когда решение это было принято, войска перевалили через Загр и вторглись в область Артабазаны, которая лежит подле Мидии, отделяясь от нее только промежуточными горами; некоторые части ее, что выше Фасиса ¹⁶⁷, господствуют над Понтом, и область доходит до Гирканского моря. В пределах ее живет народ воинственный, преимущественно доставляющий конницу и вообще имеющий достаток во всем, что требуется для войны. Царство это сохранилось еще от времен персов, ибо при Александре его проглядели. Артабазана испугался нашествия царя, больше всего вследствие глубокой старости, покорился обстоятельствам и принял договор на предложенных Антиохом условиях.

56. По заключении этого договора врач Аполлофан, нежно любимый царем и замечавший, что Гермий забывает уже всякие пределы в своем властолюбии, начинал бояться за царя и еще больше беспокоился и опасался за себя самого. Поэтому он воспользовался первым удобным случаем, чтобы переговорить с Антиохом и убеждал его быть настороже, не закрывать глаз на козни Гермия и не дожидаться, пока его постигнет такая же судьба, как и брата его. Опасность близка, уверял Аполлофан, а потому необходимо позаботиться и принять меры безопасности относительно себя и друзей своих. В ответ на это царь сознался, что и сам он не любит и боится Гермия, что очень признателен ему за ту заботливость, с какою он решился заговорить с ним по этому предмету. Аполлофан стал смелее, видя, что верно отгадал настроение и образ мыслей царя, а Антиох просил его озаботиться не на словах только, но и на деле спасением его самого и друзей. Когда Аполлофан изъявил готовность на все, они условились между собою относительно дальнейшего. Под тем предлогом, что царь страдает головокружением, они на несколько дней устранили придворных и свиту ¹⁶⁸, а это давало им возможность переговорить тайком с теми из друзей, которых они желали посвятить в это дело и которые являлись под предлогом проведать больного. Так как при общей ненависти к Гермию все охотно выслушивали их, то Антиох и Аполлофан подготовили за это время способных людей к исполнению замысла и приступили к делу. По совету врачей Антиох гулял ранним утром на свежем воздухе; к определенному времени явился Гермий, а с ним вместе и участвовавшие в заговоре друзья; прочие запоздали, потому что выход царя последовал гораздо раньше обыкновенного. Завлекши Гермия далеко от лагеря в какое-то пустынное место, заговорщики закололи его в то время, как царь отошел немного в сторону как бы за нуждою. Так кончил жизнь Гермий, хотя постигшая его кара не соответствовала его злодеяниям. Тогда царь, свободный от страха и тяжелых пут, пошел обратно домой; по дороге все туземные жители прославляли его подвиги и предприятия, больше всего выражали одобрение за умерщвление ¹⁶⁹Гермия. В это же время в Апамее женщины побили камнями жену Гермия, а дети сыновей его.

57. По возвращении домой Антиох отпустил войска на зимние квартиры и послал гонца к Ахею, во-первых, с обвинением в том, что он дерзнул возложить на себя диадему и именоваться царем, во-вторых, с заявлением, что царю не безызвестны сношения его с Птолемеем и вообще его преступные козни. В самом деле, в то время как царь пошел войною на Артабазану, Ахей в надежде, что Антиох погибнет в этом походе или, если и не погибнет, он благодаря дальности расстояния успеет раньше вторгнуться в Сирию и при содействии отложившихся киррестян быстро захватит в свои руки верховную власть, — в этой надежде он со всем войском выступил из Лидии. По прибытии в Лаодикею ¹⁷⁰, что во Фригии, он возложил на себя диадему и впервые отважился вести себя по-царски и писать к городам; к такому поведению побуждал его больше всего изгнанник Гарсиерис. Не останавливаясь, продолжал он путь и был уже почти в Ликаонии ¹⁷¹, когда возмутились войска, с негодованием узнавшие, что они идут войною на того, кого сама природа поставила им царем. Осведомленный об этих смутах в войске, Ахей отказался от своих планов и старался уверить воинов, что он вовсе и не думал идти в Сирию, а потому переменил путь и разорил Писидику ¹⁷², доставил войску богатую добычу, тем приобрел себе общую любовь и доверие и возвратился на родину.

58. Все это известно было царю в точности, и он, как я сказал выше, не переставал посылать к Ахею гонца за гонцом с угрозами, а рядом с этим всецело был занят приготовлениями к войне с Птолемеем. Так, с началом весны он стянул войска в Апамею и спрашивал совета у друзей, каким образом совершить вторжение в Койлесирию. Много говорилось по этому поводу как о самой стране, так равно о вооружении и об участии флота в войне; все высказанные мнения отвергал упомянутый выше Аполлофан, по происхождению селевкиец. Безрассудно, говорил он, добиваться Койлесирии и идти на нее войною, когда во власти Птолемея остается Селевкия ¹⁷³, столица и как бы очаг их владений. Не говоря уже о позоре, навлекаемом на царство тем, что город занимают своим гарнизоном пребывающие в Египте цари, Селевкия представляет величайшие выгоды для войны; ибо, продолжал Аполлофан, пока Селевкия во власти врага, она будет сильнейшею помехою для них во всех начинаниях. Так, куда бы они ни вздумали пойти войною, каждый раз собственные их земли будут нуждаться в неменьших заботах, в охране и военных средствах против неприятеля, угрожающего со стороны этого города. Напротив, с завоеванием Селевкии не только становится возможным охранить крепко родную землю, но при удобствах своего местоположения город в состоянии будет оказать важные услуги во всех их замыслах и предприятиях на суше и на море. Речь Аполлофана убедила всех, и решено было завоевать прежде всего этот город. Тогда Селевкия все еще занята была гарнизонами египетских царей со времен Птолемея, прозванного Эвергетом; раздраженный печальною судьбою Береники, он повел войско в Сирию и завладел этим городом.