Всевидящее око

Байяр Луи

Он вцепился в подлокотники кресла. Дыхания его я почти не слышал.

– На самом деле все куда проще, – нарочито легкомысленным тоном продолжал я. – Мы же с вами взрослые люди, свободные от предрассудков. Чего еще можно ожидать от актрисы? Слышали старую шутку о том, какая разница между актрисой и шлюхой? Шлюхе на все хватает пяти минут.

Вот тут он вскочил как ошпаренный. Стиснув кулаки, сверкая глазами, он двинулся на меня. Я не испугался.

– Сядьте, – сказал я ему. – Сядьте, сочинитель.

По остановился. Его руки безвольно опустились по швам. Он шагнул

назад и тяжело опустился в качалку. Я прошел к окну, отдернул портьеру. Лилово-черное небо было усыпано звездами. Над восточными холмами висела полная луна и медленно струила волны белого света. Вначале они показались мне жаркими, затем холодными.

– К сожалению, в записях Генри я так и не нашел ответа на один важный вопрос. Этот ответ я хочу услышать от вас. Вы и в самом деле убийца?

Удивительно, но у меня дрожали пальцы. Наверное, от холода. Камин совсем погас.

– Я согласен с моим другом. Вы, По, – личность многосторонняя. Но мне никак не поверить, что вы способны убить человека. Что бы капитан Хичкок ни говорил.

Лицо По было пепельно-серым.

– Но в любом расследовании нужно опираться не на чувства, а на факты. Знаете, мне в память запали несколько фраз из вашего же отчета, где вы описываете свой разговор с Леей. Хотите, я процитирую их вам? Я помню эти строчки наизусть.

– Делайте что хотите, – глухо ответил По.

Я облизал губы. Откашлялся.

– Эти слова вы говорили Лее, когда встречались с нею в развалинах форта Путнам… «Иногда мне думается:

мертвые не оставляют нас потому, что мы слишком мало их любим. Мы забываем их; пусть непреднамеренно, но забываем. Какой бы продолжительной ни была наша скорбь по любимому человеку, жизнь рано или поздно берет свое. Покинувшие земной мир чувствуют это. Им становится невыразимо одиноко. И тогда они начинают требовать внимания к себе. Они хотят, чтобы наши сердца помнили их. Иными словами, забвение для них – вторая смерть, и они боятся ее сильнее, нежели смерти телесной». Я подошел к нему.

– Ваши слова, По.

– Ну и что? – огрызнулся он.

– А то, что они очень похожи на признание в содеянном. Осталось лишь узнать, кто был вашей жертвой. Сейчас выясним и это.

Когда я служил в полиции, у меня был излюбленный способ разговора с подозреваемым. Я сажал его на стул, а сам начинал ходить вокруг, то приближаясь, то отдаляясь. Иногда это приносило самые неожиданные результаты.

– Жертва – ваша мать, не так ли?

Я наклонился к его уху и шепотом произнес:

– Ваша мать, По. Всякий раз, когда вы забываете о ней… когда оказываетесь в объятиях другой женщины… вы убиваете ее. Снова и снова. Матереубийство. Одно из самых ужасных преступлений, какие присущи роду человеческому.

Я вновь обошел вокруг кресла. Остановился.

– Но вам нечего опасаться, кадет По, – сказал я, глядя ему в глаза. – Забвение – не из тех преступлений, за которые отправляют на виселицу. Вы невиновны, друг мой. И никакой вы не убийца. Просто маленький мальчишка, который продолжает любить свою мамочку.

И опять По вскочил на ноги. И опять его тело обмякло. Почему – я не знаю. Из-за различий

нашего телосложения? Возможно. Мне бы ничего не стоило сбить его с ног. Но думаю, дело было не в этом. Я лишил его душевных сил. В жизни каждого человека наступает момент, когда он ощущает свою полную беспомощность. Причины могут быть любыми. Например, последний грош, истраченный на выпивку. Или слова любимой женщины, вдруг заявляющей, что больше не желает его видеть. Или предательство друга, которому он поверял свои тайные мысли. В такие моменты с человека словно живьем сдирают кожу.

Сейчас это испытывал По, стоя в моем холодном номере. Мне казалось, что у него не выдержат кости и он рухнет.

– Я полагаю, вы сказали все, что имели сказать, – наконец произнес он.

– Да.

– В таком случае желаю вам спокойной ночи.

Чувство собственного достоинства оставалось его последней линией обороны. Он уходил с высоко поднятой головой, стараясь ступать твердо… Во всяком случае он из последних сил старался это сделать. Он подошел к двери, открыл ее. Но что-то заставило его обернуться и сиплым, ошпаренным голосом произнести:

– Когда-нибудь вы почувствуете всю глубину того, что сделали со мной сегодня.

Рассказ Гэса Лэндора

34

12 декабря

Барабанная дробь утренней побудки застала меня уже проснувшимся. Возможно, я и не засыпал вовсе, а провел ночь в тягучей дреме. Мои ощущения были притуплены. Я сел на постели. Странно. Рассвет за окном имел… запах. Он пах сапожной ваксой. Постельное покрывало пахло грибной плесенью, а воздух в номере казался состоящим из глины. Меня раскачивало между дремотой и пробуждением. И все же утомление взяло верх. Я заснул сидя и проснулся вскоре после полудня.

Спешно одевшись, я побрел в столовую. Там я встал у порога, рассеянно обводя взглядом вечно голодных кадетов, лихорадочно поглощавших еду. Потом нахлынули мысли, и я даже не заметил подошедшего Цезаря. Он дружески приветствовал меня и спросил, не желаю ли я подняться в офицерскую столовую, где обстановка более соответствует вкусам и привычкам такого джентльмена, как я.

– Спасибо за предложение, – улыбнувшись, ответил я. – Но я не голоден, Цезарь. Я высматриваю в зале кадета По и что-то никак не могу его найти. Вы, случайно, не знаете, где он?

Цезарь, конечно же, знал. Кадет По вдруг плохо себя почувствовал и попросил разрешения у дежурного офицера отправиться в госпиталь. Он ушел около получаса назад.

Опять «плохое самочувствие»! Что ж, знакомая уловка. Возможно, он просто не приготовил заданий. Или толчется у Леи на пороге, умоляя о встрече.

Или…

Скорее всего, эту мысль навеяли мне сентиментальные пьесы, в которых играла мать По. Мне самому такие любовные переживания были практически неведомы. Но на уровне разума я вполне представлял, каково сейчас По. Мало того, что вчера я вывернул его наизнанку. Если еще и Лея не откроет ему дверь… чем не причина для романтического ухода из жизни?