Всевышнее вторжение
Шрифт:
– Спасибо, – сказал он, – я буду очень рад пообедать в вашем обществе. Только обещайте мне поддерживать со мною радиоконтакт всё время, пока вы будете идти от купола к куполу, чтобы я знал, что с вами ничего не случилось. Обещаете?
– Ну конечно же, обещаю. Но если там что, – улыбнулась она, – меня найдут тут где-нибудь по соседству через сотню лет, нагруженную едой, посудой и синтетическими специями и промёрзшую, как ледышка. А у вас ведь есть воздушные баллоны?
– Нет, ну правда же нет.
И он понимал, что его ложь белыми нитками шита.
ГЛАВА 3
Еда
Дверь ванной открылась.
– А у вас нет, случаем, молока? – спросила Райбис. На её бледное, измученное лицо было страшно смотреть.
Ашер молча налил стакан молока, вернее – жидкости, проходившей под названием «молоко» на этой планете.
– У меня есть антирвотное, – сказала Райбис, принимая стакан, – но я забыла захватить с собой. Все таблетки остались там, в моём куполе.
– Я могу посмотреть в аптечке, – сказал Ашер. – Может, что и найдётся.
– А вы знаете, что сказал этот MED, – возмущённо продолжила Райбис. – Он сказал, что лекарство безвредное, что волосы выпадать не будут, а они у меня уже пучками лезут…
– Хватит, – оборвал её Ашер. – Хватит, ладно? – И тут же добавил: – Извините.
– Хорошо, – кивнула Райбис. – Я понимаю, что это выводит вас из себя. Обед испорчен, и вы на меня… Ну да ладно. Если бы я не забыла эти таблетки, то смогла бы, наверное, удержаться от… – Она на секунду смолкла. – В следующий раз такого не случится, я вам обещаю. А это один из немногих альбомов Фокс, которые мне нравятся. Начинала она очень хорошо, вы согласны?
– Да, – сухо откликнулся Ашер.
– Линда Бокс, – сказала Райбис.
– Что?
– Линда Бокс. Мы с сестрой только так её и называли. – Райбис попыталась улыбнуться.
– Вернитесь, пожалуйста, в свой купол, – процедил Херб Ашер.
– Да?… – Райбис машинально поправила волосы, её рука дрожала. – А вы не могли бы меня проводить? Самой мне, пожалуй, и не дойти, я совсем ослабела. Такая уж это болезнь.
Ты заманиваешь меня к себе, думал Ашер. Именно это сейчас и происходит. Ты не уйдёшь одна, ты возьмёшь с собою и меня, даже если я с тобою не пойду. И ты это знаешь. Ты это знаешь, точно так же, как ты знаешь название своего лекарства, и ты ненавидишь меня, точно так же, как ты ненавидишь это лекарство, как ты ненавидишь MED и свою болезнь; ненависть, сплошная ненависть ко всему, что только есть под этими двумя солнцами. Я знаю тебя, я понимаю тебя, я вижу, к чему всё идёт, вижу начало конца.
И, думал он, я ничуть тебя не осуждаю. Но
Я не отступлюсь от Линды Фокс, и Линда будет держать меня в объятиях и тоже от меня не отступится. Нас не разделят никакие силы. У меня есть десятки часов, десятки часов видео– и аудиозаписей, и эти записи нужны не мне одному, они нужны всем. И ты надеешься, что сможешь всё это убить? Такие попытки уже были, и не раз. Сила слабых, думал Херб Ашер, несовершенна, в конечном итоге она терпит поражение. Отсюда и её имя. Потому мы и зовём её слабостью.
– Сентиментальность, – сказала Райбис.
– Ну да, – саркастически подтвердил Херб Ашер. – Конечно.
– И вдобавок заёмная.
– И путаные метафоры.
– В её текстах?
– Нет, в том, что я думаю. Когда меня доводят до белого каления, я начинаю путаться…
– Позвольте мне сказать вам одну вещь, – оборвала его Райбис. – Одну-единственную. Если я собираюсь выжить, сентиментальность для меня не только излишняя роскошь, но и прямая помеха. Я должна быть очень жёсткой. Простите меня, если я вас взбесила, но иначе мне было никак. Такая уж у меня жизнь. Если вам придётся когда-нибудь попасть в такое же положение, в каком нахожусь сейчас я, вы сами это поймёте. Подождите такого случая, а затем уж меня судите. И молитесь, чтобы этого случая не было. А пока что все эти записи, которые вы гоняете через стереосистему, суть не что иное, как дерьмо. Они должны быть дерьмом, для меня. Вам это понятно? Вы можете забыть про меня, можете отослать меня в мой купол, где мне, наверное, и самое место, но если вас хоть что-нибудь со мною связывает…
– О'кей, – кивнул Ашер, – я понимаю.
– Спасибо. А можно мне ещё молока? Прикрутите звук потише, и мы закончим наш обед. Хорошо?
– Так вы, – поразился Ашер, – хотите и дальше пытаться…
– Все существа – и виды, – которым надоело пытаться питаться, давно уже покинули этот мир.
Райбис подошла ближе, вцепилась дрожащими пальцами в край стола и села.
– Я вами восхищаюсь.
– Нет, – качнула головою Райбис, – это я вами восхищаюсь. Я понимаю, что вам сейчас труднее.
– Смерть… – начал Ашер.
– Меня волнует совсем не смерть. А вы знаете что? В контрасте с тем, что льётся из вашей аудиосистемы? Жизнь, вот что. И молока, пожалуйста, мне оно просто необходимо.
– Что-то я сомневаюсь, – сказал Ашер, доставая молоко, – чтобы можно было сбить влёт эфир. Светоносный он там или какой угодно.
– Да уж сомнительно, – согласилась Райбис. – Тем более что он не существует.
– А сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– А вы добровольно эмигрировали?
– Как знать, – пожала плечами Райбис. – Сейчас, в этот момент, я не могу со всей определённостью вспомнить, о чём я тогда думала. Похоже, я ощущала в эмиграции некую духовную компоненту… Передо мной стоял выбор – либо эмигрировать, либо принять сан. Я была воспитана в принципах Научной Легации, однако…
– Партия, – кивнул Ашер. Он всё ещё пользовался этим старым названием, коммунистическая партия.
– … однако в колледже я постепенно втянулась в церковную работу. И приняла решение. В выборе между Богом и материальным миром я предпочла Бога.