Всплыть на полюсе!
Шрифт:
Максимов, услышав в трубке плач Веры и короткие гудки, постоял несколько минут в раздумье, потом постарался пройти в комнату как можно тише, боясь разбудить жену, но она услышала и проснулась.
Михаил Александрович рассказал обо всем. Анна Дмитриевна тотчас же набрала номер госпиталя. Ей ответили — врач уже отправился к больному ребенку. Она погасила свет. Минут двадцать они лежали в полной темноте. Анна прислушивалась к ровному дыханию мужа, потом приподнялась. Чуть скрипнула пружина. Максимов лежал не двигаясь.
— Ну, ну, ну, — пробурчал в подушку Максимов, — беспокойная старость. Ну что тебе еще? Позвонила же врачу. Без тебя обойдутся.
— А я думала, Миша, ты спишь. Я ведь просто так — бессонница напала.
— Бессонница, бессонница, — передразнил ее муж. — Ты знаешь, у меня какое-то странное чувство к этому лейтенанту. Любопытство разбирает узнать, что он за человек, а с другой стороны, все папаша его вспоминается.
— О папаше я бы постаралась забыть.
— Трудно! Этот человек на чужом горе строил свое счастье.
— Сегодня в этом трудно разобраться. Да и не к чему копаться в прошлом. Пойми, молодые не виноваты. Они здесь без году неделя, одни-одинешеньки, с больным ребенком на руках.
Максимов, услышав о ребенке, смягчился.
— Что тебе мешает? Встань и позвони к ним.
— Я телефона не знаю.
— Что ты, при царе Горохе живешь? Спроси дежурную телефонистку. Она найдет.
— Неудобно как-то ночью…
— Вечно ты Со своим «неудобно». Ну пойди к ним, я тебя провожу.
Они оделись, больше не разговаривая, тихо вышли на улицу. Метель стихла, и дома стояли белые, в изморози. Шли осторожно по слабому, уже не зимнему насту, поддерживая друг друга.
У дома, где жили Кормушенко, они расстались. Анна Дмитриевна поднялась наверх, а Максимов остался ждать внизу. Он стоял возле парадной и смотрел в небо. Оно так много говорит сердцу моряка, который привык оставаться наедине с морем и небом чаще, чем с землей. Ковш Большой Медведицы выделялся отчетливо, была заметна каждая звездочка.
Анна Дмитриевна вышла через несколько минут.
— Мне придется остаться, Миша. Девочка тяжело заболела.
— Что ж это, врачей, что ли, у нас не существует? Тоже мне доктор!
— Врач был, и, может быть, придется вызвать еще раз.
— Ну и вызовут. Пошли, пошли…
— Нет, Миша, ты извини, я останусь.
Максимов взял Анну Дмитриевну за руки, снял варежки и погладил маленькие морщинистые ладони:
— Ну что мне с тобой делать?
Анна Дмитриевна улыбнулась:
— Если я задержусь, имей в виду, на всякий случай, хлеб завернут в полотенце, рыба и масло в холодильнике.
Максимов возвращался один. На востоке чуть-чуть пробивались белесые сполохи северного сияния. «Вот и ночь прошла. Еще одна ночь в нашей жизни».
5
Время от
Бывая на корабле, Максимов проходил мимо, вроде не замечая, а если обращался, то коротко, только по делу, строго официальным тоном. Да и командир корабля тоже не жаловал вниманием. Капитан первого ранга Доронин принял его стоя. Критическим взглядом осмотрел Геннадия с ног до головы, спросил, где он проходил практику, на каких лодках плавал. И тут же холодным, чеканным голосом преподнес не очень-то приятное известие:
— Вам предстоит сдать экзамены на самостоятельно управление группой и на допуск к самостоятельному несению вахты.
Геннадий знал — через это не перешагнешь. И все же разбирала досада: экзамены, зачеты, курсовые работы ему осточертели еще в училище. Мечтал оторваться от учебной скамьи и почувствовать себя самостоятельным. А тут все сначала…
Вернулся домой грустный.
— Что случилось, ежик? — спросила Вера, наклонилась к нему и провела ладонью но жестким волосам.
— Разговаривал с командиром…
— Ну и что?
— Приказывает сдавать экзамены.
— Опять экзамены, ты же только кончил училище?!
— Ничего не значит. Существует порядок — сдать экзамен по устройству корабля и самостоятельному несению вахты.
— Так почему же ты расстраиваешься? Раз надо, какой может быть разговор?!
— Дело совсем не в экзамене. Понимаешь, и командир корабля, и каждый, с кем я встречаюсь, смотрят мне в глаза и будто бы хотят спросить, да не решаются: ах, вы сын того самого Кормушенко?!
Вера тихо рассмеялась:
— Чудак ты у меня. Ежик-фантазер. Вечно придумаешь что-нибудь несусветное. Ты не о том думай, что было да прошло, а о том, что будет. Тебе важно проявить себя, тут отношения Даниила Александровича с Максимовым не имеют никакого значения…
— Ты думаешь?
— Не думаю, а уверена.
Вера была тихой и незаметной, но в нужный момент, в минуты колебаний, она умела вмешаться, повернуть ход мыслей, придать своему мужу уверенности, настроить его на нужный лад. И сейчас Геннадий вдруг почувствовал облегчение, подумал: «В самом деле, может быть, она права?!»
Дни летели незаметно. Прошел месяц. Большую часть времени Геннадий проводил в штурманской рубке за работой, стараясь не мельтешить перед Дорониным и не попадаться на глаза Максимову, который часто бывал на корабле.
Но это не значит, что командир корабля забыл о существовании лейтенанта Кормушенко. Когда истек срок, Доронин с утра вызвал к себе Геннадия:
— Как ваши дела?
Геннадий сказал, что по своей штурманской специальности он готов к ответу. Северный театр ему знаком. Конечно, пока теоретически, по картам и лоциям. Что же до устройства корабля, то в училище он изучал разные типы лодок.