Вспоминая голубую Землю
Шрифт:
Порыв защитить свою бабушку был непреодолимым, но он знал, что это было бы ошибкой.
– По крайней мере, вы не превратились в отшельницу. На каком-то уровне вы все еще остаетесь в этом мире. У вас все еще есть планы.
– Да, - подтвердила Аретуза.
– Я знаю. Даже если время от времени я пугаю себя ими.
– Вы знаете, почему она спряталась?
– После Меркурия она уже никогда не была прежней. Но опять же, кто это был?
– Аретуза помолчала. Она все еще была для него Аретузой: как он ни старался, он не мог связать это парящее видение со своим представлением о Линь Вэй, маленькой китайской девочке, которая подружилась с его бабушкой в те времена, когда мир был проще.
– Мои врачи - люди, которые помогли мне сформироваться, - говорят мне, что я могла бы прожить очень долго, Джеффри. Видите ли, один из способов обмануть смерть - это просто продолжать расти. Я все еще формирую новые нейронные связи. Мой мозг сам себе удивляется.
– Как долго?
– Десятилетия, может быть, даже столетие: кто знает? На самом деле для вас ничего не изменилось. Вы молодой человек. Неужели вы действительно ожидаете, что через сто лет медицина не добьется еще большего прогресса?
– Я не думаю так далеко вперед.
– Пришло время, чтобы у нас вошло в привычку. Для каждого живого, дышащего человеческого существа. Потому что мы все в этом замешаны, не так ли? Мы пережили потрясения, связанные с изменением климата, войнами за ресурсы и переселение, метафорическими и буквальными наводнениями и штормами, не так ли? Или, если бы мы этого не сделали, нам, по крайней мере, невероятно повезло иметь предков, которые это сделали, позволив нам родиться в это время чудес и изумления, когда возможности скорее открываются, чем закрываются. Мы все дети Посейдона, Джеффри, нравится нам это или нет.
– Дети Посейдона, - повторил он.
– Это должно что-то означать?
– Мы прорвались. Это все. Мы пережили самое худшее, что могла преподнести нам история, и мы процветали. Теперь пришло время начать делать что-то полезное в нашей жизни.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Ботинки Санди захрустели в пыли Тарсиса. Она с удивлением осознала, что это был первый раз, когда она действительно ступила на марсианскую почву. Полоса пластифицированного грунта в терминале прилета не учитывалась, как и паутинистая дорожка в Кроммелине. Сейчас она была снаружи, в сотнях километров от всего, что можно было бы хотя бы приблизительно назвать цивилизацией. Между ее телом и пылью и камнями этой невероятно древней планеты лежала лишь тончайшая мембрана из воздуха, сплава и пластика. Она была уютной маленькой вотчиной тепла и жизни, окруженной владениями холода и смерти.
Она привыкла носить скафандр, привыкла находиться снаружи, в лунном вакууме и при экстремальных температурах. Однако Марс был другим. Это убаюкивало самой своей фамильярностью. Это не выглядело безвоздушным или даже особенно антипатичным к жизни. Она провела на Земле достаточно времени, чтобы распознать дело рук дождя и непогоды. Небо не было черным, оно было бледно-розовым, как в летних сумерках. Там были облака и закручивающиеся штопором пылевые вихри. Грунт, его температура и текстура, передаваемые через подошвы ее ботинок, не казались неприветливыми. Ей казалось, что она могла бы снять сапоги и прошагать босиком по пыли, словно по пляжу.
Именно так убивал Марс - скрытно и коварно, как подобает убийце. Люди прилетели с Земли или откуда-то еще с самыми лучшими намерениями. Они знали, что окружающая среда смертельна, что только скафандры и стены защитят их. Однако снова и снова мужчин и женщин находили снаружи мертвыми, наполовину раздетыми в скафандрах. Они точно не были сумасшедшими, и большинство из них не было склонно к самоубийству. Но что-то в знакомом пейзаже проложило свой роковой путь в их мозги, нашептывая уверенность, даже дружелюбие. Поверьте мне. Я выгляжу приветливо, потому что так оно и есть. Сними эту дурацкую броню. Здесь тебе это не нужно.
Это был не тот Марс, на который Юнис впервые ступила сто лет назад, напомнила себе Санди. Она могла быть далеко от Вишняка, а Вишняк мог быть далеко от ближайшего города, но, что особенно важно, там были города. Во времена Юнис такого не было. Ни поездов, ни космического лифта, ни инфраструктуры.
Если бы сейчас скафандр Санди вышел из строя, что было примерно так же математически вероятно, как попадание в нее летящего метеорита, Доркас и ее команда были бы рядом. И если Доркас и ее команда попадут в беду, помощь от других плавсредств прибудет достаточно скоро. Вишняк мог послать дирижабль или самолет, а на скоростном поезде нигде на Марсе не было больше суток пути от Вишняка. Она была подключена к планетной системе жизнеобеспечения, не менее мощной, чем та, что была закреплена у нее на спине.
Санди не испытывала недостатка в мужестве; ей не нужно было, чтобы кто-то говорил ей об этом. Но Юнис пришла в этот мир, в котором не было валюты на этом процветающем и уверенном в себе новом Марсе, с его казино, отелями и фирмами по прокату автомобилей, благодаря другому ордену мужества. Даже здесь, в Эволюариуме, риск, которому подвергала себя Санди, был измерим, поддавался количественной оценке - и если бы ей это не понравилось, она могла бы достаточно легко уйти. И в худшем из сценариев ее убил бы не Марс. Это были бы те вещи, которые люди привезли с собой на Марс и привели в бешенство.
– Начнем отсюда, - сказал Грибелин, устанавливая бур на место.
– Если мы и отклонились, то не более чем на пару сантиметров, и мы сможем уточнить наше направление, как только подойдем ближе.
– Как долго?
– спросила Санди.
– Чтобы добраться?
– Он пожал плечами сквозь плотно облегающую броню своего наземного костюма.
– Два-три часа, если это была твердая лава Тарсиса. Но это не так. Ее разбили вдребезги и высыпали обратно в шахту, так что продвигаться будет намного легче. Это займет у нас не больше часа.
Плавающие спустили его грузовик обратно со своего дирижабля, аккуратно поставив его в нескольких метрах от места бурения. Грузовик развернул крепежные опоры, а затем Грибелин выдвинул вертикальную дрель из задней части грузового отсека, направляя тяжелое оборудование на место жестами, голосовыми командами и время от времени подталкивая его плечом. Сверло было смазано низкотемпературной смазкой и антипылевым герметиком. Он установил его в нужное положение, позволил ему медленно вращаться, пока оно прогрызало верхний слой пыли и добиралось до породы. Затем оно начало вращаться быстрее, из его верхушки дугой вырвался рыжевато-коричневый шлейф переваренной породы. Санди чувствовала его скрежещущую работу сквозь подошвы своих ботинок.
– Теперь понимаешь, почему мы задержались до восхода солнца?
– спросила Доркас, запрокидывая голову назад, чтобы проследить траекторию полета шлейфа и убедиться, что он не пролетел рядом с ее драгоценным воздушным кораблем.
– Машины охотятся с помощью вибраций. Было бы очень плохой идеей сидеть здесь ночью, практически приглашая их подойти и посмотреть поближе.
Санди кивнула: она видела в этом благоразумие, но также видела смысл в том, чтобы покончить с этим как можно быстрее. Бур уже делал ощутимые успехи, его режущая головка погружалась в застывшую лаву на глубину ладони.