Вспомни о Флебе
Шрифт:
– Нехороший, нехороший дар моря! – сказал Фви-Сонг.
Он наклонился, взял в рот указательный палец Хорзы, сомкнул свои зубы-кусачки, вонзил их в мясо и резко откинулся назад.
Пророк жевал и проглатывал плоть Хорзы, глядя ему в лицо. Вдруг он нахмурился.
– Вовше не вкушно, благодарение океаншких тешений! – Пророк облизнул губы. – И похоже, тебе этого тоже маловато? Пошмотрим, што еше мы можем…
Фви-Сонг снова нахмурился. Хорза посмотрел через головы державших его Едоков на руку, привязанную к шесту. Мясо с одного из пальцев было содрано. Хорза видел оголенную кость и кровь, капавшую с конца пальца.
Фви-Сонг сидел, нахмурившись, на своих носилках, господин Первый стоял
– … што еше мы можем… мы можем…
Фви-Сонг поднес руки ко рту и не без труда вытащил зубы-кусачки изо рта. Он положил их на тряпицу перед собой вместе с остальными наборами и поднес пухлую руку к горлу, а другую положил на необъятное полушарие живота. Господин Первый некоторое время смотрел на пророка, потом перевел взгляд на Хорзу: тот сделал над собой усилие и улыбнулся. Мутатор открыл свои зубные железы и засосал из них себе в рот яду.
– Господин Первый, – начал Фви-Сонг, но потом протянул руку, которой держался за живот, к Первому.
Тот, казалось, пребывал в неуверенности. Он переложил пистолет из одной руки в другую и свободной рукой взялся за протянутые к нему пальцы пророка.
– Я думаю, я… я… – сказал Фви-Сонг, а его глазные щелочки постепенно стали округляться.
Хорза видел, как лицо Фви-Сонга меняет цвет. «Скоро настанет очередь голоса, когда это дойдет до голосовых связок».
– Помогите мне, господин Первый!
Фви-Сонг ухватился за жировую складку на своем горле, словно пытаясь развязать слишком туго затянутый шарф. Он сунул пальцы себе в рот – глубоко, до самого горла, – но Хорза знал, что из этого ничего не выйдет. Желудочные мышцы пророка были уже парализованы, и он не смог бы выблевать яд. Теперь глаза Фви-Сонга были широко раскрыты, белки сверкали, лицо приобрело синюшно-серый оттенок. Господин Первый изумленно таращил глаза на пророка, продолжая держать его гигантскую руку, а его собственная ладонь исчезла в громаде золотистого кулака Фви-Сонга.
– П-п-помогите! – пропищал пророк.
После этого из его рта вырывались лишь какие-то сдавленные звуки. Потом белые глаза выкатились, огромная туша содрогнулась, голова-купол посинела.
Кто-то в толпе начал завывать. Господин Первый, посмотрев на Хорзу, поднял свой пистолет. Хорза напрягся и плюнул что было сил.
Слюна полетела в лицо господину Первому. Плевок в форме серпа раскинулся от рта до уха, захватив один глаз. Господин Первый отшатнулся. Хорза набрал в легкие воздуха и засосал еще яда, потом плюнул, одновременно дунув. Второй плевок попал прямо в глаза господину Первому. Тот ухватился за лицо, выронив пистолет. Вторую его руку все еще сжимал кулак Фви-Сонга, тучное тело которого сотрясалось и дрожало, глаза были широко открыты, но ничего не видели. Людей, державших Хорзу, стала одолевать неуверенность – он это сразу почувствовал. В толпе раздались новые крики. Хорза дернулся всем телом, зарычал и снова плюнул – на сей раз в одного из тех, кто держал шест, к которому была привязана рука Хорзы. Человек пронзительно закричал и отшатнулся. Другие, бросив и его, и шест, метнулись прочь. Тело Фви-Сонга стало синеть, начиная от шеи; он по-прежнему дрожал и одной рукой держался за горло, а другой – держал господина Первого. Тот упал на колени, опустив голову, и стонал, пытаясь стряхнуть слюну со своего лица, чтобы прекратилось это невыносимое жжение в глазах.
Хорза быстро оглянулся; Едоки смотрели – кто на своего пророка и его первого ученика, кто на Хорзу, но ничего не делали, чтобы помочь этим двоим или остановить незнакомца. Некоторые из них плакали или вопили, некоторые продолжали распевать – торопливо и с опаской, словно опасаясь, что сказанное ими остановит те ужасы, что происходили на их глазах. И все же они постепенно отступали все дальше от пророка, от господина Первого и от мутатора. Хорза напрягся и дернул рукой, привязанной к шесту; та стала высвобождаться.
– Аа-а-а!
Господин Первый неожиданно поднял голову; рука его была прижата к глазам, и он вопил во всю мочь. Другая его рука, все еще зажатая в пальцах пророка, дернулась – он попытался освободиться. Фви-Сонг продолжал держать Первого, хотя тело его содрогалось, глаза выкатывались, кожа синела. Наконец Хорза освободил свою руку; он дергал путы у себя за спиной и при помощи искалеченной кисти изо всех сил пытался развязать узлы. Едоки теперь стонали – некоторые из них по-прежнему пели, – но понемногу отодвигались от него. Хорза взревел – отчасти на Едоков, отчасти на упрямые узлы у него за спиной. Часть людей побежала прочь. Одна из женщин, одетых в ритуальные убранства, взвизгнула и бросила в него чашу с мерзостным варевом, но промахнулась и, рыдая, упала на песок.
Хорза почувствовал, как веревка, связывавшая его, подалась. Он освободил вторую руку, потом ногу и встал, пошатываясь и глядя, как захлебывается и задыхается Фви-Сонг, как воет господин Первый, тряся головой, наклоняя ее то в одну сторону, то в другую, выворачивая и дергая свою зажатую руку, словно в какой-то чудовищной пародии на рукопожатие. Едоки бежали к каноэ или шаттлу, кое-кто бросался на песок. Хорза наконец высвободился окончательно и нетвердо поплелся к катастрофически асимметричному дуэту двух людей, чьи руки были соединены. Он нырнул вперед и подобрал с песка выроненный Первым пистолет. После этого поднялся на колени, потом выпрямился. Фви-Сонг – словно он внезапно опять увидел Хорзу – издал последний мощный бульк, сопровождаемый слюнявым чмоканьем, и медленно стал накреняться в ту сторону, в которую его тащил, дергая за руку, господин Первый. Тот снова упал на колени, крича от боли – яд разъедал оболочки его глаз и поражал нервы за ними. Когда Фви-Сонг стал падать, а рука и пальцы его ослабли, господин Первый поднял голову и огляделся – как раз вовремя, чтобы сквозь боль увидеть, как огромная масса пророка падает на него. Он взвизгнул и на вдохе выдернул наконец свою руку из пухлых пальцев. Затем начал подниматься на ноги, но тут тело Фви-Сонга рухнуло на него и повалило на песок. Прежде чем господин Первый успел испустить еще один крик, громадный пророк придавил своего ученика, вплющив его в песок от головы до зада.
Глаза Фви-Сонга медленно закрылись. Рука, сжимавшая горло, упала на песок, слегка коснулась пламени костра и зашипела.
Ноги господина Первого конвульсивно забарабанили по песку. Последние из Едоков бросились наутек, перепрыгивая через костры и палатки: они неслись к каноэ, или шаттлу, или лесу. Наконец танец двух тощих ног, торчащих из-под тела пророка, перешел в подергивание, а еще спустя какое-то время ноги замерли совсем. Ни одно из движений Первого не увенчалось успехом: он ни на сантиметр не сдвинул тело Фви-Сонга.
Хорза сдул песчинки с неловко лежащего в руке пистолета и пошел против ветра – прочь от вони, которую распространяла горевшая рука пророка. Каноэ были спущены на воду. Едоки толпились у входа в шаттл.
Хорза потянул свои ноющие конечности, посмотрел на палец, с которого было содрано мясо, сунул пистолет под мышку, обхватил здоровой рукой голые кости пальца и дернул их, одновременно поворачивая. Бесполезные кости повыскакивали из своих гнезд, и Хорза бросил их в огонь.
– Боль все равно нереальна, – сказал он себе слабым голосом и медленной рысцой припустил к шаттлу Культуры.