Вспомни о Флебе
Шрифт:
– Черт возьми, хватит уже болтать, давайте спускаться, – нетерпеливо сказала Йелсон, оглядев остальных.
Авигер пожал плечами.
– Если мой антиграв откажет из-за хлама, который на меня нагрузили… – начал было автономник. Голос его звучал приглушенно оттого, что на нем стоял поддон с грузом.
– Если ты бросишь вниз этот хлам, то сам отправишься следом за ним, поняла, машина? – сказал Хорза. – Лучше побереги энергию для движения, чем тратить ее на разговоры. Иди за мной и держи дистанцию в пятьсот – шестьсот метров. Йелсон, побудешь здесь, пока мы не откроем двери? – (Йелсон кивнула.) – Остальные
Он прижал к себе Бальведу, и та встала на подъемы его ног, спиной к нему. Хорза шагнул в шахту, и они стали спускаться в черноту.
– Встретимся внизу, – раздался голос Нейсина в динамиках шлема.
– Мы спускаемся не до самого низа, Нейсин, – вздохнул Хорза, перехватывая руку на талии Бальведы. – Нам нужен уровень основной системы. Там и встретимся.
– Хорошо. Договорились. Как скажешь.
Они спустились без всяких происшествий, и на пятикилометровой глубине Хорза не без труда открыл нужные им двери.
На спуске они с Бальведой обменялись лишь несколькими фразами, приблизительно через минуту после начала движения.
– Хорза?
– Что?
– Если начнется стрельба… оттуда снизу или случится еще что-нибудь и тебе придется отпустить… ну, то есть бросить меня…
– Что, Бальведа?
– Убей меня. Я говорю серьезно. Пристрели меня. Лучше так, чем лететь все эти километры.
– Ничто, – сказал Хорза после минутного размышления, – не доставит мне большего удовольствия.
Прижавшись друг к другу, как любовники, они погрузились в холодное каменное молчание черной глотки туннеля.
– Черт побери! – вполголоса сказал Хорза.
Они с Вабслином стояли в помещении, соседствующем с темным гулким сводчатым залом станции номер четыре. Остальные ждали снаружи. Фонари на скафандрах Хорзы и Вабслина освещали пространство, напичканное электрическими рубильниками. На стенах повсюду висели экраны и панели управления. По потолку и стенам вились толстые кабели, металлические крышки прикрывали люки в полу, где тоже было полно всякой электрической оснастки.
В помещении пахло горелым. Над обуглившимися и расплавленными проводами виднелся черный сажистый шрам, впечатанный в стену.
Они почувствовали этот запах еще на пути из туннелей, соединявших лифтовую шахту со станцией. Хорза, вдыхая, чувствовал, как желчь подступает ему к горлу. Запах был легким и вряд ли мог вывернуть наизнанку даже слабый желудок, но Хорза знал, что означает это зловоние.
– Думаешь, мы сможем это исправить? – спросил Вабслин.
Хорза покачал головой.
– Видимо, нет. Такое случилось как-то раз во время ежегодных испытаний, когда я был здесь. Мы включили рубильники не в той последовательности и сожгли эти же кабели. Если они совершили ту же ошибку, то повреждения на более глубоких уровнях должны быть еще серьезнее. Чтобы их ликвидировать, потребуются недели. – Хорза покачал головой. – Черт!
– А у этих идиран хватило смекалки, чтобы докумекать до всего этого, – сказал Вабслин, открывая щиток своего шлема и с трудом засовывая под него руку, чтобы поскрести голову. – То есть я хочу сказать – чтобы добраться досюда.
– Да, – сказал Хорза, пнув большой трансформатор. – Смекалки у них в избытке, черт бы их драл.
Они наскоро осмотрели комплекс станции, потом снова собрались в основном зале, где обступили масс-детектор, снятый Вабслином с «Турбулентности чистого воздуха». Довести детектор до ума Вабслин не успел, и тот был обвешан проводами и световодами, торчащими из его верхушки, а экран, выдранный из консоли в пилотской кабине, был подключен к датчику напрямую.
Экран загорелся. Вабслин принялся нажимать на клавиши пульта. Появилась схематическая голограмма – сфера с изображенными в перспективе тремя осями.
– Это около четырех километров, – сказал Вабслин. Казалось, он обращается к детектору, а не к людям, стоящим вокруг. – Попробуем восемь…
Он снова принялся жать на клавиши. Число линий на осях удвоилось. На краю экрана засветилось слабое нечеткое пятнышко.
– Это оно? – спросила Доролоу. – Оно вот здесь?
– Нет, – ответил Вабслин, продолжая стучать по клавишам, чтобы сделать пятно четче. – Плотность маловата.
Вабслин еще раз удвоил дальность действия, но на экране остался только одиночный след, теряющийся в хаосе линий.
Хорза оглянулся, пытаясь сориентироваться относительно сетки на экране.
– А может эта штуковина реагировать на урановый реактор?
– Вполне, – ответил Вабслин, кивая. – Те волны, что мы испускаем, будут искажаться источником радиации. Поэтому дальность действия прибора ограничена тридцатью километрами. Из-за всего этого гранита. Да, если тут есть реактор, хотя бы и старый, он проявится, когда волны детектора дойдут до него. Но проявляться он будет вот так – в виде пятнышка. Если Разум имеет только пятнадцать метров в длину и весит десять тысяч тонн, то пятно будет очень ярким. Как звезда.
– Понятно, – сказал Хорза. – Возможно, это всего лишь реактор на самом глубоком сервисном уровне.
– Вот как, – сказал Вабслин. – У них и реакторы были?
– Резервные, – сказал Хорза. – Этот был предназначен для вентиляторов, на случай если естественная циркуляция не справится с дымом или газом. На поездах тоже были реакторы – вдруг геотермальные генераторы выйдут из строя.
Хорза проверил показания на экране масс-детектора, встроенного в его скафандр, но дальность действия этого прибора не позволяла обнаружить даже слабый след резервного реактора.
– Ну что – исследуем эту аномалию? – спросил Вабслин, лицо которого освещалось мерцающим экраном.
Хорза выпрямился и тряхнул головой.
– Нет, – устало сказал он. – Не сейчас.
Они сели, чтобы перекусить. Станция имела в длину около трехсот метров, а ширина ее в два раза превосходила ширину основных туннелей. Металлические рельсы поездов Командной системы протянулись по оплавленному полу уровня: две колеи появлялись из одной стены, из туннеля в форме перевернутой буквы «U», и исчезали в другой, в направлении ремонтно-сервисной зоны. По обоим концам станции располагались мостки и пандусы, поднимавшиеся почти под самый потолок. Хорза, отвечая на вопрос Нейсина, объяснил, что эти пандусы обеспечивали доступ к двум верхним этажам поездов, когда те находились на станции.