Вспомнить себя
Шрифт:
— Конечно, Саша, но…
— А давайте без «но», ни к чему, честное слово… Ну, все? Да, а тебе, Валенька моя дорогая, я вот что скажу: мой маршрут, в который я вышел из дома, еще далеко не закончен. И когда я достигну конечной точки, или пункта, чтобы прийти к окончательному решению, пока сам не знаю. Поэтому постарайтесь тут без воплей и трагедий, осточертело! Ну, пошли? — он повернулся к Лине.
Но Валентина Денисовна опередила ее ответ:
— Ты, конечно, как хочешь, но я прямо скажу, не дело замыслил, Сашка, не дело.
— Вот интересно! — Александр укоризненно покачал головой. — Откуда ты знаешь, что я замыслил? Я
— Если позволите постороннему, — со смешком встрял Сергей Иванович, — я бы сказал вот что. Саня, я хоть вроде только подполковник, но в море ходил, знаю. Ни один бунт на корабле за всю историю мореплавания не достигал успеха. В конечном счете. А если протест выглядит как бунт — хана дело. Это к слову. Но если по правде, то решай свои проблемы, конечно, сам. Вот встретитесь и — решите. Чтоб всем плохо не было. Потому как чтоб сразу всем хорошо сделалось, так этого я тоже что-то в жизни не видывал. Ты извини, если не то…
— То, Сереж, именно то. Спасибо. Все, сняли вопрос. У всех завтра много дел, отдыхайте. Спокойной ночи. А я сегодня фактически не пил, поэтому могу себе позволить поехать на машине. Лина, за мной! Ну и жизнь, едрена палка!
И он громко засмеялся, демонстрируя свою неуязвимость и независимость, если кто-то хотел бы думать иначе. Вот так!..
Лина казалась обиженной, и Александр, поднявшись на горку, остановил машину. Опустил стекло, чтоб обдувало ветерком с моря.
— Ну, ругай же, чего молчишь?
— Нет охоты, — стараясь быть спокойной, сказала она.
— Вот этого я и боялся…
— Не поняла?
— А чего тут не понимать? Женщина хочет совершить подвиг. Не терпится ей «починить» чужие отношения, о существе которых она и понятия не имеет.
— Зачем же обижать? Вот так, как ты любишь повторять, то есть походя.
— Прости, пожалуйста… Можно я к тебе поеду?
Она тихо засмеялась. И на его вопросительный взгляд так же тихо ответила:
— Не поверишь, а я хотела только что тебе именно это и предложить. Чтоб ты успокоился, согрелся душой. И чтоб мы смогли проститься добрыми друзьями. Мне тебя будет очень не хватать, Саша. Я это знаю… Ну, не томись больше и меня не томи, поехали, — закончила она решительно.
А минут через десять молчаливой езды сказала:
— Ты мне дай телефон того твоего московского профессора Зильбера. Позвони ему и предупреди, чтоб не получилось неудобно. А Володю твоего я постараюсь к нам в стационар устроить на недельку — для полного обследования. Важно, чтоб он сам не возражал. Но тут уж я на тебя рассчитываю.
— Как славно… Вот видишь, мы опережаем друг друга… на один вопрос… А я хотел сейчас тебя попросить об этом. Думал даже, когда закончим дело с вашими энергетиками, пойти к мэру, поговорить на эту тему. Умница… — он резко остановил машину прямо посреди проезжей части, бросил руль и повернулся к Лине: — Иди ко мне! Я не знаю, что со мной происходит, Лина…
— А я, кажется, знаю, — ответила она, придвигаясь к нему и обхватывая его голову руками. — Я знаю… Слишком долгое прощание. Давай-ка, любимый мой, гони, а то наша ночь скоро кончится…
И он помчался, чтобы догнать уходящее время…
Антон с Милой медленно шли по кромке прибоя. Море было спокойным. Даже слишком спокойным,
— Верно говорят, что оно похоже на парное молоко. Смешно, девочка, я никогда в жизни, даже напиваясь вусмерть в своей деревне, не пробовал парного молока, но теперь, кажется, знаю, какое оно на ощупь. И, наверное, чуть солоноватое, да?
— Нет, оно сладкое. Я на нем выросла… Будем купаться?
— С удовольствием. А ты как себя чувствуешь? Этот пиратский ром опасен. Пьешь — не чувствуешь, а ноги вдруг отказываются слушаться. Ты уже пришла в себя?
— Конечно! Давно, ты что… Я совсем трезвая…
— Да, разумеется, — он засмеялся. — И на мачту это я грозился забраться. Но ты остановила, молодчина. Что б я там, в одиночестве, делал? Я ж высоты боюсь.
— Ну да, врешь! И ничего не боишься. Ты ж с парашютом прыгал.
— Я не говорил тебе. И не прыгал вовсе, а меня просто выталкивали из люка. Ну, выпихивали, так боялся, чес-слово…
— Все равно врешь! Уйди, я раздеваюсь… А ты — вон там, — она, качнувшись, показала рукой в сторону.
Он развел руками, подчиняясь приказу, но не отошел ни на шаг: Милу здорово «штормило». Антон рассмеялся, так удачно вышло. И на ее непонимающий взгляд ответил:
— Стихи сочинил. Слушай: «Милу заштормило…» Как?
— Здорово! — сказала она и одним махом, ловко выскочила из одежды, оставшись в маленьких трусиках. И тут же, сделав два длинных прыжка по воде, — откуда силы взялись? — опустилась и легла на спину.
Антона приглашать не надо было, и через минуту он рухнул в почти горячую воду всем телом, подняв тучу брызг и отбросив от себя волну, качнувшую девушку, лежавшую неподвижно с раскинутыми белыми руками.
— Красотища! — громко простонал он. — Тебе нравится?
Мила резко перевернулась в воде, в два гребка подплыла к нему, зашедшему в море по грудь. Подплыла голова к голове. И вдруг, обхватив его руками и ногами, прижалась всем дрожащим телом и тоже словно простонала сквозь сжатые зубы:
— Ты можешь помолчать?..
— Ох как могу… — в том же тоне, прерывисто ответил он.
И вода вокруг них заколыхалась, заплескалась мелкими брызгами и шлепками, убыстряя свой водоворот — местного, конечно, значения, относительно бухты в частности и Черного моря вообще…
Потом они лежали рядом на еще не остывшей гальке, сохранявшей дневное тепло. Снова купались. Долго бродили по берегу, и Мила наконец согласилась с доводами Антона, что самое лучшее и для нее, и для него, если она останется переночевать у него в номере. К тому располагали все условия: одиночный номер на первом этаже, окно, выходящее в заросший палисадник, темнота, давно уже упавшая на город, отсутствие народных масс на улицах, где кто-то смог бы узнать Милу. Нет, можно было бы спокойно пройти и через хилый контроль в гостинице, если бы только они сами «чухнулись», то есть сообразили, хотя бы чуть-чуть пораньше. А теперь Мила могла рассчитывать исключительно на силу рук Плетнева. И он, смеясь, обещал ни в коем случае не подвести, не обмануть ее надежд. Правда, обещание звучало несколько двусмысленно, что с большим удовольствием отметила Мила, безудержно хохоча при этом. Ей все сегодня казалось поразительно смешным. И она расслабилась, покорно отдаваясь могучей силе бывшего «гуся», — это ей особенно нравилось.