Вспомнить всё (сборник)

Дик Филип Киндред

«Итак, подведем итог, – опомнился Стюарт. – Весь день насмарку, через два часа стемнеет, и я потопаю спать в подвальную комнатушку, обитую кошачьими шкурками, которую снимаю у мистера Гарди за доллар серебром в месяц. Есть вариант растопить немного жира для лампы и почитать книжку, вернее, часть книжки – целых-то у меня нет. Или можно посидеть с семейством Гарди и послушать вечерний эфир со спутника».

Как раз вчера он отправил Дэнджерфилду заявку через передатчик на побережье Западного Ричмонда и попросил поставить популярную во времена его детства

песню под названием «Танцы до упаду». Правда, не факт, что среди многочисленных записей Дэнджерфилда такая найдется, тогда ждать трансляции нет смысла.

Слыхал, народ, ну это ж надо –Сегодня ночью будут танцы до упаду!Слыхал, народ, ну это ж надо –Сегодня ночью танцы будут до упаду!Сегодня воплощу свои мечтыИ встречу девушку небесной красоты.

Напевая этот мотив, Стюарт чувствовал, как дрожит голос. Песня напомнила о старом мире, безжалостно уничтоженном войной. Старый мир исчез, появился новый, в котором крыса играет на флейте. Нет, уже не играет, погибла, раздавлена в лепешку.

Только «Танцы до упаду» ей нипочем не сыграть, даже через миллионы лет на высшей стадии крысиной эволюции. Эта музыка практически священна, как и прошлое, где нет места мутантам и хитроумному зверью, потому что оно принадлежит настоящим людям.

Размышляя так, Стюарт не заметил, как очутился на Сан-Пауло авеню с ее многочисленными магазинчиками и лавчонками, торгующими всем подряд, начиная от вешалок и заканчивая сеном. Над одной из лавочек виднелась вывеска «Гомеостатические ловушки Гарди». Стюарт поспешил туда.

Услышав хлопанье входной двери, мистер Гарди, трудившийся в дальней части мастерской, поднял взгляд от верстака. В помещении горела белым светом дуговая лампа, повсюду лежали груды электронных деталей, привезенных из разных концов Северной Калифорнии. Большая часть пришла из Ливермора. Там у мистера Гарди были высокопоставленные друзья, которые разрешали ему производить раскопки в запретных зонах.

До войны Дин Гарди работал инженером на крупной радиостанции. Это был худощавый сдержанный человек в годах, одетый в свитер и неизменный галстук, хотя галстуки теперь считались редкостью.

– Мою лошадь съели, – сообщил Стюарт, усаживаясь напротив.

Из-за занавески, отделяющей мастерскую от кухни, показалась Элла Гарди, супруга изобретателя.

– Ты оставил Эдварда без присмотра? – не поверила она.

– Да. Решил, что в центре Окленда безопасно. И потом, пристань патрулировал чиновник, и он должен был…

– Такое случается сплошь и рядом, – устало произнес Дин Гарди. – Проклятые выродки эти ветераны. Их под пристанью сотни обретаются. Взорвать бы всех цианидной бомбой к чертям собачьим. А с машиной что? Там оставил?

– Да, – понуро пробормотал Стюарт, – извините.

– Ладно, забудь. В Оринде полно лошадей. Детали купил?

– Не срослось, все разобрали.

Привез только это. – Стюарт вытащил из кармана пригоршню транзисторов. – Фермер их не заметил, ну я и позаимствовал тихонько. Надеюсь, хоть на что-то сгодятся. – Он высыпал транзисторы на верстак. – Небогатый улов, надо признать.

Настроение у него испортилось окончательно.

Элла молча скрылась за занавеской.

– Поужинаешь с нами? – Гарди выключил лампу и снял очки.

– Не знаю, – помотал головой Стюарт, – чувствую себя как-то странно. – Он встал и принялся бродить взад-вперед. – На той стороне Залива я видел нечто невероятное. Раньше слышал, правда, но не верил. Водятся там твари вроде летучих мышей, но не мыши. Очень смахивают на куниц – туловище длинное, башка огромная. Зовутся смотрушками, потому что любят подглядывать в окна.

– Это белки. – Гарди откинулся на спинку стула и ослабил галстук. – Мутировавший вид из парка «Золотые ворота». Я даже подумывал приспособить их под какое-нибудь дело, к примеру, почту передавать… В целом зверушки выносливые – милю спокойно пролетают, или планируют, или чего они там делают, только дикие совсем. Пробовал поймать одну – бесполезное занятие. – Он продемонстрировал глубокий шрам на большом пальце правой руки. – Подарок от смотрушки.

– Мне сказали, что у них вкусное мясо, типа куриного. В Сан-Франциско на каждом углу торгуют жареными смотрушками. Свеженькие, горячие и стоят четвертак.

– Не вздумай пробовать, – предупредил Гарди, – они насквозь токсичные, потому что питаются всякой отравой.

– Не могу жить в городе, хочу уехать куда подальше, – выпалил вдруг Стюарт.

Смело встретив взгляд изобретателя, он продолжал:

– Здесь царит неимоверная жестокость. Нет, я прекрасно понимаю, жестокость царит повсюду, да и заработка в глухомани днем с огнем не сыщешь… Кстати, вы пробовали продавать ловушки сельским жителям?

– Пустая затея, – отмахнулся Гарди. – Добыча для наших капканов обитает исключительно в городах, среди руин. Глупость ты затеял, дружок, большую глупость. Вернись с небес на землю. Глушь стерильна, туда не проникает поток идей. Тишь да гладь. Засядешь там, превратишься в закоренелого фермера, у которого из удовольствий – только послушать передачу по «тарелке».

– А я бы рискнул, – не унимался Стюарт. – Можно взять партию ловушек и попытаться сбыть, скажем, в Напе или Сономе. Если не за деньги, то за вино. В тех краях сплошь виноделы, не отвыкли еще со старых времен.

– Только пить эту бурду невозможно. Почва уже не та, – покачал головой Гарди. – Пойло получается на редкость мерзкое.

– Народ пьет, и ничего. Сам видел, как вино бочками доставляют на газогенераторных грузовиках. Значит, спрос есть.

– На безрыбье и рак рыба, – хмыкнул Гарди. – А знаешь, у кого можно раздобыть настоящее спиртное? – добавил он, хитро прищурившись. – Правда, непонятно, то ли там довоенный запас, то ли качественная подделка.

– В районе Залива – ни у кого, – уверенно отвечал Стюарт.