Вспомнить Все
Шрифт:
Карета не спеша ехала по серой улице. Солнце уже село, окрасив небо в темные цвета. Люди совершали вечерние прогулки, некоторые торопились на бал. Наступало самое интересное и долгожданное время суток, полное суеты, кокетства, танцев, веселья… Карета завернула за угол. В ней, приоткрыв расписанную золотой нитью шторку, сидел человек лет тридцати, в глазах читались грусть и усталость, словно от тяжелых и удручающих мыслей, а может, от этой жизни, но это останется его тайной.
Он смотрел вдаль: на старые покосившиеся дома рабочих, которые сменялись на огромные частные владения через пару миль, мельком бросал взгляд
Человек был одет во все черное, его волосы падали на плечи сливаясь с одеждой, растворяясь на ней. Внутри карета была покрыта кроваво-красным бархатом, шторки на окнах алого цвета. Это был его любимый цвет.
Этот человек давно решил, куда поедет сегодня ночью: на бал к графине Экшелен — пожилой, но все еще очень привлекательной женщине. В тиши ее огромного немного запущенного сада, не делавшего его менее заманчивым и чарующим, он планировал скоротать почти всю ночь. Именно там граф Экшелен совершил «поцелуй смерти» и сделал его подобным себе. В его памяти сад выглядел совершенно по-иному, годы его роскоши и великолепия оказались в прошлом. Впрочем, это все было так давно, а граф уже много лет как исчез, но каждый год именно в этот день что-то тянуло вернуться в это «змеиное логово». Нет, он не жаловался на свою судьбу и не бил себя кулаком в грудь, проклиная всех за его теперешнюю жизнь, пришлось смириться и принять новую жизнь проклятого обитателя ночи.
Наконец карета остановилась. Пассажир вышел, отдал деньги — за такую роскошь немалые — что-то тихо сказал и пошел прочь. Свернул с главной улицы, пройдя по мостовой, повернул направо и, немного попетляв, растворился в темноте.
***
Моя комната, просторная и уютная, сейчас была залита солнечным светом. Интерьер меня вполне устраивал: мягкая кровать, трюмо, шифоньер во всю стену, на полу мягкий ковер, великолепные шторы с полевыми цветами.
Двоюродная сестра Диана забежала в комнату, осторожно прикрыв дверь:
— Ты еще не собралась? О Боже! Мы ведь не успеем, дядя будет ругаться! А я так боюсь, когда он в гневе. Это… это ужасно! — она прикрыла лицо руками, делая вид, что собирается горько разреветься, не дожидаясь возможных неприятностей.
Моя внезапно появившаяся семья оказалось довольно-таки большой: кроме двух любящих родителей, была слишком эмоциональная дочка брата моего обретенного «отца» и родная старшая сестра — Изабелла, которой недавно исполнилось двадцать три года. Со слов Дианы в прошлом году Изи удачно вышла замуж и переехала жить в дом супруга. К сожалению, за прошедшую неделю я с ней так и не познакомилась. Но Минора заверила, что мы непременно встретимся с ней на балу у госпожи Экшелен.
Двоюродная младшая сестренка — своенравный ребенок, все еще находящийся в плену детских мечтаний. Мне поведали, что она долгожданное дитя. Ее мама умерла через несколько дней после родов, а отца не стало спустя пять лет. Эдгар согласился приютить осиротевшую бедняжку, и с тех пор она жила вместе с нами. Приезжающие в гости родственники искренне умилялись миленькому пухлому ангелочку, коим была в детстве Диана.
Сестренка выглянула в коридор, окликнув двух служанок, и велела им помочь мне одеться. Я покорно делала все,
Диана стояла рядом, с интересом наблюдая за моими неуклюжими попытками помочь. Я непроизвольно охнула, когда резко затянули корсет, дышать стало намного тяжелее, грудную клетку словно сдавили в железные тиски.
Сестренка хихикнула; взгляд скользнул по ней, отметив невероятные переплетения темно-русых волос, складывающиеся в дивную прическу, более красивую и сложную, чем у меня. Светло-розовое платье оттеняло ее смуглую кожу, на этом фоне карие глаза казались насыщеннее и притягательнее. Она была не просто красива — божественна. Только я не разделяла ее любовь к рюшам, в изобилии украшавшим ее наряды. Но, наверное, это можно простит ребенку в шестнадцать лет?
Когда служанки ушли, я взглянула в зеркало:
— Я такая… другая.
На меня смотрела изящная девушка с тонкой талией и идеальной осанкой. Фигурой я пошла в маму, по крайне мере, со слов отца, она выглядел так же в мои. Глубокий синий цвет платья изменил мои светло-серые глаза сделав их темнее. А восторженный блеск в них мешал отвести взгляд, притягивая.
— Красивая, — поправила сестра, немного отойдя и рассматривая меня, словно произведение искусства.
— Не это главное, — возразила я, добавив про себя: «Все так реально, словно та жизнь была лишь сном».
Для того чтобы собрать меня на бал, ушло часа четыре, и это учитывая, что макияж почти отсутствовал, а именно этот пункт всегда занимал у меня максимально много времени.
Поднесла руки к декольте и со вздохом убрала, видимо, в этот раз придется смириться: корсет приподнимал грудь, делая ее слишком заметной. А что я хотела от здешней моды, я ведь очутилась в девятнадцатом веке! Эх, вот когда начинаешь жалеть, что недостаточно внимания уделяла истории. Со смущением перевела взгляд на белые, до самых локтей, перчатки. Из-за синего платья они приобрели голубоватый оттенок.
Мои прямые волосы сейчас были завиты и подняты на макушку. Я подергала завитые кудри русых волос, делающие мое овальное лицо еще уже, огладила мягкую ткань платья. Право, немного неудобно в корсете и во всем, что было на мне, кроме, пожалуй, обуви — будто в кроссовках, нигде не жмет. Мне часто подруга говорила, что туфли на каблуке — это мое. Они сделают мой рост чуть выше, предадут грации и изящества, но я упрямо игнорировала эти слова. По правде говоря, подобные высказывания сильно раздражали, а это время, похоже, привьет мне любовь к красивой женской обуви. Я потопала ногами… Класс!
— Ты ведешь себя странно после возвращения. Что с тобой случилось за это время? — было видно, что сестра обеспокоена.
— Да так, — отмахнулась я, — привыкну.
— Пойдем скорей вниз, все уже ждут нас во дворе, - и она, несколько раз повернувшись вокруг своей оси, словно демонстрируя свое изящество, побежала по коридору и по лестнице навстречу взрослой жизни.
«Если рассуждать здраво, то я оказалась больше чем на сто пятьдесят лет в прошлом. Это невероятно! Нет, лучше ничего никому не говорить. Да и кто мне поверит? Придется искать выход самой, если он еще есть. Вздор! Не думай о плохом, Лейла».