Вспышки памяти
Шрифт:
Если вы хотите хотя бы приблизиться к пониманию что за страна Иран, что это за Культура, что это за Народ, начните с посещения концерта традиционной музыки. И вы без всяких переводчиков-посредников Услышите, Увидите и Поймете. Потом вы будете ходить как у себя дома по бесконечным проспектам, гостеприимным переулочкам Тегерана, патриархальным городам и селам Ирана, где в первозданном виде сохранены и бережно пронесены через века самобытная культура, жизненный уклад этого удивительного народа. Вы будете как почетный гость приняты в любой лавке, кахве-хане [2] , любом доме. Даже языковой барьер волшебно уступит готовности каждого встречного помочь-под сказать вам как дойти-до
2
Кахве-хане – кофейня, в Иране так называется и чайная. С разочарованием отметил, что кофе там варят и пьют крайне мало.
Нам посчастливилось именно так начать знакомство с Ираном: мой мешхедский друг Сейид Моджтаба Муртазави сделал нам царский подарок, и мы попали на концерт группы Homayoun Shajarian в Тегеране. Я сидел и не мог сдержать слез – слез счастья. Здесь не было пассивных зрителей, весь зал – как единый музыкальный инструмент! Даже когда слушал молча, затаив дыхание. Я в жизни не видел такой музыкальной аудитории! А когда она в едином хоре подпевала артистам «Эрониман!» («Я – иранец»!), я тоже включился в общий хор:
– Эрониман!
К этой поездке на Родину предков я шел всю сознательную жизнь: с детства наши аксакалы и мои родители рассказывали о том, что после революции 1917 года, когда начали раскулачивать богатых, притеснять верующих, часть наших родственников тайными тропами ушла в Иран. Мои детские воспоминания сохранили имена двух сестер бабушки (со стороны матери) – Гавхар и Сарвар, которые тоже ушли в Иран. И рассказ отца, который со своим родственником, ставшим позже известным на Востоке священнослужителем, ушел в Иран, два года прожил у него в Мешхеде, потом, затосковав по Родине, теми же тропами вернулся в Самарканд. Имя этого родственника в памяти не сохранилось, но его, похоже, удалось узнать – об этом чуть ниже.
В Иране, куда в конце ноября 2017 года мы отправились с супругой, я надеялся встретиться с одним из потомков тех родственников – Саидахмадом [3] Хамедхейдари, контакты которого мне прислала сестра из Самарканда [4] . Как оказалось, в Нишапуре живут дети очень близких моих родственников, которые нас приняли с распростертыми объятьями. Здесь хочу привести отрывки из нишапурской газеты, которую с гордостью показал Саидомид, сын Саидахмада.
3
Сеидами в мусульманском мире называют потомков пророка Мухаммеда от его дочери Фатимы и внука Хусейна. Сеиды составляли обособленную группу в социальной иерархии мусульманского общества. В сознании мусульман сеид ы часто отождествлялись со святыми (авлия). Сеиды считались главными представителями религиозных идей ислама. В Самарканде, в Саид-махалля, тоже жили и живут мои родственники с материнской стороны.
4
Контакты между иранцами в Самарканде и Нишапуре возобновились на закате Советского Союза.
«Если вы живёте в Нишапуре, то конечно вы много раз слышали такие знакомые фамилии, как Мохаджер, Джалили, Тараш, Ормоз, Абек, Набизаде, Хамедхейдари, Азаде, Андухти, Гафурзаде, Асъяи, Рахи, Зафар, Хаки и т. д. и подсластили свое нёбо вкусными халвой, сладостями и конфетами, сделанными некоторыми членами этой трудолюбивой самаркандской семьи.
Почти сто лет назад в город Нишапур пришли некоторые иммигранты-шииты из Самарканда. Они ушли из Самарканда из-за проблем и ограничений, возникших после большевистской революции в России. Сегодня эти самаркандские гости являются неотъемлемой частью Нишапура и сами считают себя нишапурцами».
5
Еженедельная газета «Хайям наме», № 288, стр. 4, 9 июля 2016 г.
Первые самаркандцы в Нишапуре, как рассказывал один из участников того исторического перехода Хейдар Джалили Самарканди, образовали целое селение – правительство Ирана предоставило им земельный участок.
Мы жили в гостеприимном доме одного из моих братьев – Саидомида, сына Саидахмада. Ежедневно приходили к нам гости, приглашали к себе десятки наших родственников. Естественно, говорили о родственных узах, восстанавливали оборванные нити. В разговоре со старейшинами я узнал, что первым рухони (служитель Бога, священнослужитель), который из Самарканда перебрался сюда – был Шейх Мухаммадкул Самарканди – скорее всего, он и есть родственник моего отца. Мы сейчас совместно с нишапурцами и самаркандцами пытаемся восстановить родословную Шейха.
С материнской стороны я побывал в гостях у потомков тети Сарвар (позже я поклонился и ее могиле под Тегераном) – сестры моей бабушки с материнской стороны, пил чай с ее сыном Сеид Мухаммадом и его, стало быть, и моими, многочисленными родственниками. Так получилось, что наши родственники с отцовской и материнской стороны в Иране породнились. И получилось, что каждый, с кем я встречался, – мой двойной родственник. В общем, месяца бы не хватило, чтобы мы успели побывать в гостях у наших родных только в Нишапуре. А Мешхед, Тегеран, другие города этой благословенной страны, где расселилась наша семья?
В каждом доме я встретил почтение к старшим, нигде не видел, чтобы юное поколение «зависало» над гаджетами, было их рабом. При этом во всех домах, где мы были, огромные плазменные телевизоры, компьютеры и прочее. То есть и в этом они более свободны, чем мы. Книга здесь все еще в великом почете! Все еще, как в моем детстве, семьи ходят друг к другу в гости, ведут неторопливые беседы, поют национальные песни, танцуют (пришлось и мне тряхнуть стариной!).
Когда ты внутри этой страны, с этими людьми, начинаешь задумываться: так ли уж мы, европейцы, ушли от них далеко вперед, что означает и чего стоит наша «цивилизованность»? Да мы беднее любого ремесленника в средневековом нишапурском базаре! Мы без своих гаджетов – ничто, он – самодостаточен, в нем Человечности (а это главное достижение Человечества) и Человеческой образованности и опытности больше, чем в любом крутом «-мэне» или «-леди». Мне захотелось подняться до них, почувствовать себя дома, поэтому не стал даже вынимать фотокамеру из сумки. И получилось: я вернулся к истокам, я был в родной среде, которую создали мои предки, я видел их лица, слышал их дыхание, слышал их голоса. Я был снова маленький босоногий мальчишка, который небезразличен любому встречному взрослому. И я вспомнил урок, который мне преподнесли именно в босоногую юность.
Как-то мама напекла в тандыре хлеб и послала нас к дедушке и бабушке с горячими лепешками. Каждому вручила по кульча (маленькие сладкие лепешки), чтобы полакомились мы сами. По дороге я наелся и остаток кульчи бросил в пыльную землю. У калитки стоял какой-то дед, которого я не знал. Он схватил меня за ухо и заставил поднять с земли этот кусок хлеба. Какие при этом слова он говорил, забылось, прошло более пятидесяти лет, но я помню жар стыда, который через горящее ухо наполнил все мое существо. С тех пор доедаю свой кусок хлеба до последней крошки.
В наших традициях трепетное отношение к хлебу неотделимо от уважения к старшим. Тут я не могу не сделать ближний отступ к дням сегодняшним – в городе Сочи.
После продолжительной болезни и вынужденного домоседства я решился поехать на встречу с коллегами в центре города. С предательской дрожью в ногах, но довольно ходко спустился со своей горы до конечной остановки на «пятачке» и плюхнулся в сиденье пустого еще автобуса. Первый барьер взят!