«Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя
Шрифт:
«Представьте себе сапожника, который имел крохотную мастерскую, но не выдержал конкуренции с крупными хозяевами, прикрыл мастерскую и, скажем, нанялся на обувную фабрику в Тифлисе к Адельханову. Он поступил на фабрику Адельханова, но не для того, чтобы превратиться в постоянного наемного рабочего, а с целью накопить денег, сколотить капиталец, а затем вновь открыть свою мастерскую…
Работает пролетаризированный сапожник и видит, что скопить деньги — дело очень трудное, так как заработка едва хватает даже на существование. Как видите, у этого сапожника положение уже пролетарское, но сознание его пока еще не пролетарское, оно насквозь мелкобуржуазное. Иначе говоря, мелкобуржуазное положение этого сапожника уже исчезло, его нет больше, но его мелкобуржуазное сознание еще не исчезло, оно отстало от его фактического положения».
То есть убеждения человека далеко не всегда являются выражением его социального положения. Как можно было убедиться на поведении многих членов КПСС и даже крупных партийных идеологов и функционеров, на деле они оказались носителями не только мелко-, но и вполне крупнобуржуазного сознания. Это стало одним из главных факторов крушения СССР.
А что касается
«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».
Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.
Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ, говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.
Кто-то усмехнется: вот она, показная скромность диктатора, тирана и творца собственного культа! Вот она, яркая демонстрация его хитрости, двуличности!
Однако письмо это оставалось под грифом «для служебного пользования» и при жизни вождя не печаталось.
В беседе со Сталиным немецкий писатель Эмиль Людвиг задал вопрос:
— Что вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?
— Нет. Мои родители были необразованными людьми, но обращались они со мной совсем не плохо. Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в ееминарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма…
В кондуитском (дисциплинарном классном. — Р.Б.) журнале Тифлисской духовной семинарии записано, что Джугашвили, имея абонемент в «Дешевой библиотеке», читал предосудительные книги (в частности, В. Гюго «Труженики моря», «93 год», Ш. Летурно «Литературное развитие народов и рас». — Р.Б.), за что не раз побывал в карцере.
Даже наказания не отбили у него желания читать хорошие книги. Во время учебы в семинарии он писал стихи, которые печатались в газетах, а одно из них было включено в «Грузинскую хрестоматию или сборник лучших образцов грузинской словесности» (1907). О чувствах и мыслях юного Иосифа свидетельствуют его стихи (перевел с грузинского Феликс Чуев, последнее стихотворение — Вячеслав Молотов).
ЛУНЕ Плыви, как прежде, неустанно Над скрытой тучами землей, Своим серебряным сияньем Развей тумана мрак густой. К земле, раскинувшейся сонно, С улыбкой нежною склонись, Пой колыбельную Казбеку, Чьи льды к тебе стремятся ввысь. Но твердо знай, кто был однажды Повергнут в прах и угнетен, Еще сравняется с Мтацминдой, Своей надеждой окрылен. Сияй на темном небосводе, Лучами бледными играй, И, как бывало, ровным светом Ты озари мне отчий край. Я грудь свою тебе раскрою, Навстречу руку протяну И снова с трепетом душевным Увижу светлую луну. * * * Когда крестьянской горькой долей, Певец, ты тронут был до слез, С тех пор немало жгучей боли Тебе увидеть привелось. Когда ты ликовал, взволнован Величием своей страны, Твои звучали песни, словно Лились с небесной вышины. Когда, отчизной вдохновленный, Заветных струн касался ты, То, словно юноша влюбленный, Ей посвящал свои мечты. С тех пор с народом воедино Ты связан узами любви, И в сердце каждого грузина Ты памятник воздвиг себе. Певца отчизны труд упорный Награда увенчать должна: Уже пустило семя корни, Теперь ты жатву пожинай. Не зря народ тебя прославил, Перешагнешь ты грань веков, И пусть подобных Эристави Страна моя растит сынов. * * * Когда луна своим сияньем Вдруг озаряет мир земной И свет ее над дальней гранью Играет бледной синевой, Когда над рощею в лазури Рокочут трели соловья И нежный голос саламури Звучит свободно, не таясь, Когда, утихнув на мгновенье, Вновь зазвенят в горах ключи И ветра нежным дуновеньем Разбужен темный лес в ночи, Когда кромешной тьмой томимый Вновь попадет в свой скорбный край, Когда кромешной тьмой томимый Увидит солнце невзначай, — Тогда гнетущей душу тучи Развеют сумрачный покров, Надежда голосом могучим Мне сердце пробуждает вновь. Стремится ввысь душа поэта, И сердце бьется неспроста: Я знаю, что надежда эта Благословенна и чиста! УТРО Раскрылся розовый бутон, Прильнул к фиалке голубой, И, легким ветром пробужден, Склонился ландыш над травой. Пел жаворонок в синеве, Взлетая выше облаков, И сладкозвучный соловей Пел детям песню из кустов: «Цвети, о Грузия моя! Пусть мир царит в родном краю! А вы учебою, друзья, Прославьте Родину свою!» * * * Постарел наш друг Ниника, Сломлен злою сединой. Плечи мощные поникли, Стал беспомощным герой. Вот беда! Когда, бывало, Он с неистовым серпом Проходил по полю шквалом — Сноп валился за снопом. По жнивью шагал он прямо, Отирая пот с лица, И тогда веселья пламя Озаряло молодца. А теперь не ходят ноги — Злая старость не щадит… Все лежит старик убогий, Внукам сказки говорит. А когда услышит с нивы Песню вольного труда, Сердце, крепкое на диво, Встрепенется, как всегда. На костыль свой опираясь, Приподнимется старик И, ребятам улыбаясь, Загорается на миг. * * * Ходил он от дома к дому, Стучась у чужих дверей, Со старым дубовым пандури, С нехитрою песней своей. А в песне его, а в песне — Как солнечный блеск чиста, Звучала великая правда, Возвышенная мечта. Сердца, превращенные в камень, Заставить биться сумел, У многих будил он разум, Дремавший в глубокой тьме. Но вместо величья славы Люди его земли Отверженному отраву В чаше преподнесли. Сказали ему: «Проклятый, Пей, осуши до дна… И песня твоя чужда нам, И правда твоя не нужна!»Или это была только поза юноши, игравшего роль поэта? Вспомним, что у Иосифа Джугашвили было много псевдонимов. Не отражает ли это его натуру хамелеона, умеющего менять свое обличье, приспосабливаясь к разным ситуациям?
Coco, Коба, Сталин, Иванов, Константин, Михайлов… Были у него и другие имена. Он и в историю вошел под выдуманной фамилией. Не отражает ли это его подсознательное стремление к сокрытию своей подлинной сути и проявление даже не двуличности, а какой-то маниакальной «многоликости», смахивающей на безликость?
Правда, объяснение может быть иным и более правдоподобным. Ведь первые псевдонимы он брал, работая в подполье, а во время войны принимал секретные сообщения, естественно, под разными прозвищами. Одно бесспорно: придуманное им для себя имя Сталин было поистине гениальным открытием, пророчеством.
Немецко-американский психолог-писатель Эрих Фромм, еврей по национальности, в книге «Анатомия человеческой деструктивности» дал Сталину такой диагноз:
«Одним из самых ярких исторических примеров как психического, так и физического садизма был Сталин, Его поведение — настоящее пособие для изучения несексуального садизма (как романы маркиза де Сада были учебником сексуального садизма)».
Приведя примеры страшных злодейств и коварства Сталина, ученый сослался как на главный авторитет на… книгу Роя Медведева!
Странный «научный метод», основанный на свидетельстве человека, если и имеющего отношение к психиатрии, то более как пациент, а не лечащий врач. К тому же этого человека никак не назовешь беспристрастным свидетелем. С таким же успехом можно было бы давать характеристику СССР и Красной Армии по материалам геббельсовской пропаганды.