Вставая на крыло
Шрифт:
«Я люблю тебя девочка моя, - прошептал он, укладываясь. – Все будет хорошо. Завтра я обниму тебя и никому больше не позволю к тебе прикасаться, никому. Моя родная, любимая. Совсем немного осталось. Я люблю тебя».
День рождения Изначального в столице праздновался с королевским размахом. Кертаонсар кипел и бурлил, готовясь к торжествам и гуляниям. Везде понаставили лотков и прилавков со сладостями, игрушками, едой. Музыканты тут и там играли славления Изначальному и государственные гимны. Празднично наряженные люди гуляли парочками и целыми семьями, лакомясь сладостями и глазея на представление. Гвоздем программы обещана была казнь девчонки-оборотня,
За Мартой пришли утром. Бледная, но спокойная девушка протянула руки под веревку и сама вышла из камеры. В карете ее привязали к переборке и открыли шторы, выразительно показав, что глазеть можно, разговаривать – нет. Уже отъезжая, Марта услышала отчаянный крик девочки, которую должны сжечь вместо нее. Наверное, ей сказали, что ее ждет, грустно улыбнулась дракона. Потерпи, родная, страх не костер, не убивает. Каких-то пара часов – и я заберу тебя в Шеррретхоррр. Просто потому, что ты чуть было не приняла за меня смерть.
Жители стекались на площадь в ожидании зрелища. Монахи тоже – монастырь опустел на время праздника, все воспользовались выходным и ушли в город. Толпа радостно гудела и кричала, требуя обещанного представления огня и ведьмы. Наконец в проезде, ведущем к монастырю, показалась телега с клеткой, в которой плакала и билась связанная девчонка. Кричать она не могла – рот был заткнут кляпом во избежание возможного колдовства. Монах, по случаю приготовления костра не в рясе, а в рубахе и штанах, закатал рукава и принялся поправлять хворост, освобождая будущей жертве проход к месту сожжения. Расчистив место, он невозмутимо пошел навстречу телеге…
И в этот момент в канву праздника вплелась совершенно неожиданная и непредсказуемая нить. Даже, пожалуй, не нить, а корабельный канат. Площадь замерла, словно кто-то невидимый наложил на всех заклятие немоты.
С севера к городу приближались драконы. Строгим, четким клином, похожим на военный строй, они летели, посверкивая в лучах полуденного солнца алым, черным, золотым, синим, изумрудным… Над площадью драконы пролетели низко и медленно, словно давая круг почета. А жители услышали… что-то вроде голоса… или мысли… Короче, все поняли вежливую просьбу освободить площадь для посадки. Пространство вокруг помоста мгновенно опустело – люди разбежались по окружающим зданиям и переулкам. А на брусчатку величественно и спокойно опустились семь драконов: два черных, три алых и два изумрудных. Над площадью разлилось почти ощутимое любопытство. Из всех окон и переулков на огромных ящеров (каждый из драконов был не меньше двух саженей в холке и шести в длину) таращились изумленные глаза.
К изумлению людей добавилась холодная оторопь магов, которые инстинктивно вскинули руки в жесте заклинаний… и ничего не произошло. Драконов не испепелило на месте и даже не обездвижило. Они точно так же сидели на брусчатке, с любопытством рассматривая дома и людей. Верхушка церковного синклита, сидящая на балконе, с которого отлично просматривалось все происходящее, оторопело замерла. События вышли из-под контроля, и загнать их обратно не представлялось возможным.
Пожалуй, одним словом описать царившую на площади атмосферу не смог бы и менестрель. Что-то среднее между «Караул, чудовища» и «мамочки, спасите»… приправленное «Ух ты ж какие… И откуда они?»
Внезапно один из драконов, обнюхивавший помост, чихнул от попавшей в нос соломинки (размером с человеческую руку
– Ты что наделал, дурная ящерица?? – завопил очумевший от неожиданности послушник, которому вспыхнувшим огнем едва не спалило волосы, и кинулся к дракону, размахивая дубиной. Тот склонил голову, с любопытством рассматривая мальчишку, и негромко хихикнул. Щуплого паренька снесло, как ветром.
– Я нечаянно! – на человеческом лице это могло бы быть широкой ухмылкой, да. Как оно выглядело на морде огромного дракона… Впечатляюще.
– Ладно, все это лирика, - прозвучало вдруг. Из-за драконов выехал крупный черный конь, в седле которого сидел мужчина лет сорока. По одежде и выражению лица можно было сказать, что он командир какого-то крупного военного соединения или король немаленького государства. Манеры и взгляд правящих особ и командиров не подделаешь. Они вырабатываются временем и опытом. – Здравствуй, Кристиан! – поклонился он сидящим на балконе. Несмотря на то, что говорил всадник негромко, слышно его было даже в отдаленных углах площади. – Наверное, мы невежливы, без приглашения, - пожал плечами. – Но у нас, видишь ли, повод есть. Ты не спустишься? А то голову задирать неудобно.
Как зачарованный, епископ медленно пошел к ступенькам. Стоящие внизу расступились, давая дорогу, и церковник вышел на площадь. Гость спешился и с холодным достоинством поклонился.
– Дин-Гарт…- обрел дар речи Кристиан. – Но… как?? Почему ты человек? Откуда?? Книга же…
– Эта, что ли? – с выражением лица, которое кто-нибудь доверчивый мог бы назвать наивным, мужчина достал из седельной сумки тяжелый том. Глаза епископа расширились почти до драконьих размеров. Он бросил невольный взгляд на балкон, где осталась его сумка. – Да не нервничай ты, Кристиан, - рассмеялся Дин-Гарт. – Расслабились вы, люди. Забыли правило «изучай врага, и победишь». Вот двести лет назад не чета вам маги были. Поэтому и победили в войне, и нас в драконоформе заперли. А вы даже не учли простую вещь, что драконы общаются мысленно. Неужели ты думал, что мы у девочки не возьмем из памяти такую нужную нам вещь?
– Я… вы…- епископ пытался что-то сказать, но его собеседник не дослушал:
– Девочку отдай. Я понимаю, вам зелья нужны и вообще драконы – полезная штука. Но не надо ее на части разделывать. Это неприлично, - хмыкнул Дин-Гарт, словно прислушиваясь к чему-то. Епископ оглянулся на клетку с пленницей и вздрогнул: какой-то мальчишка, пользуясь всеобщим оцепенением, отпер клетку и вывел оттуда связанную девчонку, таща ее к драконам. Оглушенная страхом и слезами, та не сопротивлялась. Дин-Гарт протянул руку и развязал руки и рот девочки, ласково обняв ее.
– Да знаю я, что это не Марта, - хмыкнул он, заметив отблеск надежды на лице епископа. – Эту мы тоже заберем. А Марта сейчас придет, ее на соседней улице перехватили.
С лица епископа можно было писать картину «Крушение всей жизни. Часть первая». Побледневший, он тяжело дышал и шевелил пальцами, словно пытаясь колдовать.
– А магия у вас пропала ненадолго, - простодушно сообщил молодой парень, откуда-то появившийся рядом с Верховным драконом и отобравший у него еле живую от смены впечатлений девчонку. – Ваши предки слишком много вложили в заклинание, которым нас заперли в драконоформе. Так что можешь не дергаться. Через недельку-другую колдовать сможешь… Если жив останешься.